ПАТРИОТИЗМ В ПОЛИЭТНИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ: РЕЦЕПТ ДЛЯ РОССИИ

УДК 323.1

АБРАМОВ А.В.,

кандидат политических наук, доцент Московского государственного областного университета

ABRAMOV А.,

саndidate of political sciences, associate professor of the Moscow State Regional University

патриотизм, полиэтническое общество, российская общенациональная идея, национальная идеология

patriotism, multi-ethnic society, the Russian national idea, national ideology

ПАТРИОТИЗМ в ПОЛИЭТНИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ: РЕЦЕПТ ДЛЯ РОССИИ

Проанализировав понятия «национализм», «шовинизм», «интернационализм» и «космополитизм», автор статьи приходит к заключению, что в полиэтническом обществе патриотизм представляет собой диалектическое единство национализма (проявление национального самосознания, духовного и культурного возрождения нации, защита национальных интересов и ценностей) и интернационализма (уважение к культурному своеобразию других наций, к их национальным интересам). В случае усиления одного из компонентов патриотизм перерождается либо в шовинизм, либо в космополитизм. По заключению автора, только баланс национального и интернационального является единственно возможным для России рецептом сохранения внутреннего единства страны в условиях современной глобализации.

PATRIOTISM IN MULTIETHNIC SOCIETIES: RECIPE FOR RUSSIA

After analyzing the concept of «nationalism», «chauvinism», «internationalism» and «cosmopolitanism», the author comes to the conclusion that in a multiethnic society patriotism is a dialectical unity of nationalism (manifestations of national identity, spiritual and cultural revival of the nation, the protection of national interests and values ) and internationalism ( respect for the cultural identity of other nations, to their national interests). In the case of amplification of one of the components is reborn patriotism or chauvinism, or cosmopolitanism. The authors concluded that only the balance between national and international is only possible to save the recipe Russian internal unity of the country in conditions of contemporary globalization.

Период после распада Советского Союза стал временем мучительного поиска большинством народов бывшего СССР собственной идентичности. Крушение коммунистической идеологии, среди прочего объявившей

раз и навсегда решенным национальный вопрос и провозгласившей создание особой исторической общности — советского народа, — стало подобно появлению черной дыры, угрожающей самому существованию государственности. Идейная разобщенность, отсутствие в обществе консенсуса по ключевым вопросам развития страны стали тенденциями не менее опасными, чем экономическая и политическая дезинтеграция.

Понимание этого пришло далеко не сразу. Тема идеи, могущей объединить страну, впервые возникла в российском публичном дискурсе в 1996 году после оглашения первым Президентом Российской Федерации Б.Н. Ельциным Послания Федеральному Собранию. Во исполнение решений Президента «Российская газета» объявила конкурс на национальную идею, подхваченный другими средствами массовой информации. Состоявшаяся полемика, впрочем, была вскоре свернута в силу начавшейся внутриэлитной борьбы, вызванной ухудшением здоровья Президента.

Вместе с тем, осознание у конструктивной части политической элиты необходимости поиска концепта, объединяющего общество, не исчезло. Более того, с приходом к власти В.В. Путина этот вопрос приобрел стратегическое значение, о чем второй Президент России недвусмысленно заявил в одном из своих первых Посланий Федеральному Собранию. «Убежден, что развитие общества немыслимо без согласия по общим целям, — сказал В.В. Путин. — И эти цели —не только материальные... Единство России скрепляют присущий нашему народу патриотизм, культурные традиции, общая историческая память... Демократическое устройство страны, открытость новой России миру не противоречат нашей самобытности и патриотизму, не мешают находить собственные ответы на вопросы духовности и морали. Главное — понять, в какую Россию мы верим и какой хотим мы эту Россию видеть» [8].

К сожалению, ясного ответа на вопрос о том, в какой России мы хотели бы жить, от российских интеллектуалов так и не прозвучало. Это заставило В.В. Путина через тринадцать лет вновь обратиться к данной теме. «Сегодня с необходимостью поиска новой стратегии и сохранения своей идентичности в кардинально изменяющемся мире, в мире, который стал более открытым, прозрачным, взаимозависимым, в той или иной форме сталкиваются практически все страны, все народы. — заявил он сентябре 2013 года на встрече с членами дискуссионного клуба «Валдай». — Для россиян, для России вопросы «кто мы?», «кем мы хотим быть?» звучат в нашем обществе все громче и громче. Мы ушли от советской идеологии, вернуть ее невозможно. Приверженцы фундаментального консерватизма, идеализирующие Россию до 1917 года, похоже, так же далеки от реальности, как и сторонники западного ультралиберализма. Очевидно, что наше движение вперед невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции» [4].

Думается, что одним из шагов на пути к решению проблемы самоидентификации российского социума должно стать обсуждение вопроса о сути патриотизма, о его соотношении с национализмом, шовинизмом, интернационализмом и космополитизмом.

Это тем более необходимо сделать, поскольку вплоть до настоящего времени диапазон мнений по данному вопросу остается весьма широким. В частности, по утверждению американского исследователя К. Хейса, патриотизм вместе с национальной принадлежностью составляет современный национализм [20].

С подобной постановкой вопроса категорически не согласен российский философ В. Келле, полагающий, что «чувство Родины, ощущение принадлежности к своей нации, ее культуре, традициям и обычаям, бережное отношение к языку, идея защиты государственных интересов страны, как и стремление активно способствовать ее прогрессу и процветанию, ничего общего с национализмом не имеют» [9].

Противопоставление патриотизма национализму наблюдается и в работах других отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающих в качестве сущности патриотизма национальное самосознание [17]. «Патриотизм, — отмечает Ли Йын Хен, — строго говоря, невозможен без национального сознания, которое связано с нацией». Вместе с тем, исследователь подчеркивает, что патриотизму чужды проповедь национальной исключительности,

национальный нигилизм. «Патриотизм не считает зазорным заимствовать все лучшее у других народов, но и не склонен забывать о ценных традициях своего собственного народа, его национальных интересах и национальном "лице"» [21]. Последний тезис автора является особенно важным, поскольку, наряду с национализмом, позволяет выделить противоположность патриотизма — «национальный нигилизм.

Национальный нигилизм (космополитизм) и гипертрофированные представления о своей нации, противопоставляющие национальное общечеловеческому, отечественное — интернациональному (шовинизм), называются антиподами патриотизма и в ряде справочников по политической науке [15, 16]. Однако данная точка зрения разделяется далеко не всеми авторами политологических словарей. Так, например, энциклопедический словарь по политологии трактует шовинизм как «чрезмерный до неразумия патриотизм» [22]. Тенденция отождествления патриотизма и шовинизма наблюдается и в некоторых других обществоведческих работах.

Впрочем, данная позиция является скорее исключением, чем правилом. Противопоставление патриотизма национализму, отождествляемому с национальным высокомерием и национальной ограниченностью, является наиболее распространенным тезисом как в советской, так и в современной отечественной общественной науке.

С другой стороны, общим местом работ советских ученых являлось утверждение о диалектическом единстве патриотизма и интернационализма. Особого внимания в этой связи заслуживает мнение Р.Я. Мирского, отмечающего, что в отрыве друг от друга патриотизм и интернационализм деформируются, соответственно в национализм и космополитизм [11]. Весьма любопытным в данном утверждении является идея о признании космополитизма и национализма не просто противоположностями, а именно деформациями патриотизма.

Существование различных, порой диаметрально противоположных точек зрения на соотношение патриотизма, национализма, шовинизма, интернационализма и космополитизма связано, очевидно, с неоднозначным у разных исследователей пониманием терминов, и прежде всего термина «национализм».

Еще русский философ Н.А. Бердяев отмечал двойственность национализма — его агрессивную, зоологическую, разрушительную сторону, и вместе с тем — творческий, созидательный характер [2].

Причиной подобной двойственности понимания национализма является, на наш взгляд, неправомерное его отождествление с шовинизмом, как в прошлом, так и в настоящем [13].

В действительности в современном этнополитическом развитии наблюдаются две тенденции — к дифференциации и интеграции, реализуемые соответственно в национализме и интернационализме, которые, в свою очередь, отчуждают1 от себя шовинизм

и космополитизм. Это дает основание понимать под национализмом проявление национального самосознания, духовного и культурного возрождения нации, защиту национальных интересов и ценностей. Как видим, ничего ужасного (чем так пугают обывателей публицисты и некоторые политики) в национализме нет. Национализм является выражением национального самосознания, признаком нации. Именно в этом смысле слово «национализм» неоднократно употреблялось известными политическими деятелями. «В современной Индии, — писал в 1944 году Дж. Неру, — национализм был и остается неизбежным; он представляет собой естественное и здоровое явление» [14]. Президент Индонезии Сукарно говорил в 1956 году: «Новые государства Азии и Африки — это их национализм и сопутствующее ему освобождение от колониализма. Для того чтобы понять Азию и Африку, мы должны понять национализм. Для нас это главная движущая сила наших действий» [19]. Национализм называл одним из направлений своей политики (одной из пяти «стрел») создатель современного Турецкого государства Мустафа Кемаль Ататюрк.

Вместе с тем национализм следует отличать от шовинизма — враждебной национализму силы, связанной с идеями о национальной исключительности, превосходстве одной нации над другой и сопряженной с этим агрессивности.

Подобно национализму и шовинизму соотносятся понятия «интернационализм» и «космополитизм». При этом под интернационализмом следует понимать проявление уважения к культурному своеобразию других наций, к их национальным интересам, готовность развивать сотрудничество с этими нациями в политической, экономической, культурной сферах; под космополитизмом — враждебную интернационализму силу, отвергающую национальное своеобразие, национальную культуру и суверенитет, проповедующую безразличное отношение к Отечеству и требующую установления «мирового государства» и «мирового гражданства» [6, 8, 10].

Разграничив, таким образом, понятия «национализм» и «шовинизм», «интернационализм» и «космополитизм», можно перейти к выяснению этнополитической сущности патриотизма.

Как справедливо полагали еще советские исследователи Ж.Г. Голотвин и Р.Я. Мирский, в подлинном патриотизме объективно сочетаются национальное и интернациональное [3]. А поскольку, как было отмечено выше, говоря о национальном, следует иметь в виду национализм, то по закону диалектики о единстве и борьбе противоположностей сущностью патриотизма следует считать диалектическое единство двух противоположных явлений общественного сознания — национализма и интернационализма.

Вместе с тем необходимо отметить, что патриотизм существует только при равновесии двух этих составляющих — национализма и интернационализма. Если в патриотизме усиливается национальное начало, то он с неизбежностью переходит в свою противоположность — шовинизм. В этом случае, как совершенно верно отмечал выдающийся русский мыслитель В.Г. Белинский, «патриотизм будет китаизмом, который любит свое только за то, что оно свое, и ненавидит все чужое за то только, что оно чужое, и не нарадуется собственным безобразием и уродством» [1]. С другой стороны, если в патриотизме, в свою очередь, слишком усиливается интернациональная составляющая, то он переходит в свою другую противоположность — космополитизм.

Думается, что именно такой баланс национального и интернационального является единственно возможным для России рецептом выживания. Весь предшествующий исторический опыт России демонстрирует, что конструктивным является только путь сочетания самоуважения определенной этнической группы с уважением к другим этносам. Именно в этом случае может сформироваться и национальная (общегражданская) идентичность и российский (общероссийский) патриотизм.

На это указывает и Президент России: «.У нас накоплен уникальный опыт взаимовлияния, взаимообогащения, взаимного уважения различных культур. Эта поликультурность, полиэтничность живет в нашем историческом сознании, в нашем духе, в нашем историческом коде. На этом естественным образом тысячелетие строилась наша государственность. Россия, как образно говорил философ

Константин Леонтьев, всегда развивалась как «цветущая сложность», как государство-цивилизация, скрепленная русским народом, русским языком, русской культурой, Русской православной церковью и другими традиционными религиями России. Именно из модели государства-цивилизации вытекают особенности нашего государственного устройства. Оно всегда стремилось гибко учитывать национальную, религиозную специфику тех или иных территорий, обеспечивая многообразие в единстве...

...Идентификация исключительно через этнос, религию в крупнейшем государстве с полиэтническим составом населения, безусловно, невозможна. Формирование именно гражданской идентичности на основе общих ценностей, патриотического сознания, гражданской ответственности и солидарности, уважения к закону, сопричастности к судьбе Родины без

потери связи со своими этническими, религиозными корнями — необходимое условие сохранения единства страны» [5].

Патриотизм как сочетание национальной и интернациональной составляющей видится весьма продуктивным и в свете современной глобализации, провозглашающей единство многообразия.

Как представляется, именно такая модель патриотизма и основанного на нем государственного строительства является гораздо эффективнее курса некоторых постсоветских стран на создание национальных (а под этим флагом моноэтнических и шовинистических по своей идеологии) государств, где русские ,«по сути, превращены в этнических маргиналов, граждан «второго сорта», выталкиваемых на обочину (периферию) социально-экономической и общественно-политической жизни» [12].

Литература: