98. 03. 015-017. Человек: Грани философской рефлексии. (сводный реферат)

98.03.015-017. ЧЕЛОВЕК: ГРАНИ ФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ. (Сводный реферат).

Л.А.Бескова подчеркивает (015), что возникновение новых культурно-исторических эпох связано с появлением в общественной жизни новых социально-культурных стратегий. Начиная с эпохи, условно называемой дикостью, и до наших дней человечество постепенно нарабатывает и удерживает в себе все открытые им типы социально-культурных стратегий. Однако специфика эпохи связана с характером ведущей социально-культурной стратегии. Ведущая стратегия обеспечивает на определенном отрезке времени движение вперед всего общества, именно под ее знаком проходит целая историческая эпоха.

В рамках социума выделяются элитная и традиционная культуры, которые по-разному реагируют на новые веяния в человеческих отношениях. Элитная культура демонстрирует большую восприимчивость к новому, способность это новое порождать, удерживать и развивать. Все это связано с главной ценностью, которой располагает человек - с наличием свободного времени. Именно в его пространстве становится возможным строительство и собственной личности с ее внутренним миром, и межличностных отношений, связанных с относительной свободой выбора, свободой предпочтений самой личности. Более консервативные пласты "традиционной культуры" являются, как правило, довольно нечувствительными к переменам и новым веяниям времени. Их задача - поддерживать уже сформировавшиеся в культуре простые и надежные способы осуществления человеческих отношений, обеспечивая некоторую устойчивость общества, но одновременно и тормозя его развитие.

Идеал человека античного общества - это образцовая личность. Древний грек должен был подражать этому идеалу. Средневековое общество, сохранив античную устремленность к идеалу, вместе с тем

трансформировало представления о последнем. Идеал (Бог) становится в полном смысле слова идеальным и окончательно помещается на небо. Христианство воспринимает человека как существо раздвоенное, обладающее греховной плотью и чистой душой, которая способна возвышаться к Богу, поднимая человека над всем мирским и над собственной греховностью. Социально-культурная стратегия эпохи Возрождения выражается следующим образом: частная инициатива, предпринимательство, свободный поступок, в результате чего начинает формироваться индивидуализм.

Античность демонстрирует отношение к ребенку как к низшему существу, которое безраздельно принадлежит родителям. Родитель олицетворяет собой всеобщее, первичное, а потому более важное начало; ребенок, наоборот, ассоциируется с частным, вторичным, а, стало быть, полностью зависимым существом. В средневековье церковные устои также предписывают поступать с детьми как можно строже, применять физические наказания. Так же, как и в античности, мужчина практически не общается с ребенком, не играет с ним, сохраняя дистанцию, которой требуют патриархальные отношения. Сведения о процессе воспитания детей говорят об их униженности, беззащитности и бесправии перед взрослыми.

Лишь к середине XVIII в. начинается перелом в отношении общества к детям, который затем перерастает в детоцентристскую ориентацию, прочно утвердившуюся в общественном сознании конца XVIII - начала XX в. Основными чертами детоцентристской ориентации становятся забота о материальном обеспечении детей и усиление ориентации на их духовное воспитание. Взрослые стараются устанавливать доверие и духовные контакты с детьми внутри семьи. Принуждение и дисциплина уступают место взаимопониманию, на основе которого строятся современные демократические отношения между родителями и детьми. Интересы ребенка оказываются в центре семейной жизни.

Гуманизация касается также всех других отношений в обществе, в частности, дружбы и любви. Так, в отношении дружбы характерно, что в античном обществе она является в основном союзом между мужчинами, построенном на общности интересов. В поздней античности она становится более избирательной и приобретает особую ценность в глазах общества. Древний грек оценивает дружбу как самое ценное в человеческих отношениях. Дружба ставится выше любви к женщине,

выше семьи, детей. Однако дружить можно только с равным - такова установка древнегреческой культуры, построенной на рабстве.

Средневековое общество отворачивается от осмысления дружбы как одного из межличностных отношений, отрицает ее самоценность. Это связано с тем, что главной обязанностью человека считается его устремленность к Богу, а уже во вторую очередь - к человеку. Кроме того, заповедь "возлюби ближнего своего" исключает сильную привязанность к какому-то одному человеку, к другу. Дружба как чисто человеческий тип отношений мешает выполнить долг перед Богом и другими людьми.

Эпоха Возрождения вносит в дружеские отношения личностный и раскрепощающий оттенок. Усиливающаяся секуляризация отношений отделяет дружбу от церкви, избавляет ее от религиозного влияния. Появляется также установка на то, что дружить можно с любым человеком, независимо от его положения в обществе. Романтические отношения в дружбе закрепляют идею о бескорыстности дружбы в отличие от любви и брака, построенных чаще всего на расчете.

Любовные отношения в античности не носили обоюдного характера, не отличались духовностью, зависели только от желания мужчины. Античная культура демонстрирует два типа женщин: обыкновенную женщину, от которой требуются красота, хранение верности в отсутствие мужа и невинность до брака, и гетеру, с которой были возможны самые разнообразные отношения, но в жены их, как правило, не брали.

Средневековое общество также говорит о двух типах женщины. Первый тип связан с представлениями о чистоте, невинности и возвышенности, его олицетворяет собой Дева Мария. Второй тип -ведьма, которая соблазняет мужчину на путь греха. Поскольку мужчина с трудом противостоит чарам ведьмы, церковь разрабатывает официальную идеологию борьбы с ведьмами.

Из этого, казалось бы, неразрешимого противоречия между духом и плотью человечество выработало в эпоху Возрождения новый идеал любви, подчеркивающий значение эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной, предполагающий значительную идеализацию своего избранника.

Процесс эмансипации женщины в обществе совпал с возникновением нового типа любви - романтической, которая может заканчиваться романтическим браком. В основе этого типа отношений лежит признание того, что мужчина и женщина являются равноправными

партнерами в любви. Романтический брак разрушает принцип патриархального подчинения жены мужу. Жена становится другом своему мужу, муж перестает быть главой семьи. Кроме того, романтический брак отодвигает проблему детей на второе место. В нем главным признаются самоценность любви, отношения в браке, а не продолжение рода. Романтический брак предполагает у партнеров взаимное чувство личной уникальности и индивидуальности. Он дает возможность заложить в обществе основы для равноправных, неавторитарных отношений, утверждая тем самым принцип свободы личности.

И.В.Силуянова напоминает (016), что Гегель называл противоречивую связь прогресса с унижением человеческого достоинства "трагедией нравственности". Новейшие биомедицинские технологии обнажают связь между достижениями биомедицины и падением ценности человеческой жизни. Как это ни парадоксально, такое падение проявляет себя именно в технологиях, обеспечивающих воспроизводство человеческой жизни. Заготовка "запасных" зигот и их последующее уничтожение - условие процедуры искусственного оплодотворения. Отрицательные результаты пренатальной диагностики -мощное основание "показаний" для искусственного прерывания беременности. Превращение человеческих зародышей в фармацевтическое "сырье" является условием фетальной терапии.

Применение указанных технологий в настоящее время приобретает массовый характер и происходит на основе принципиальных изменений юридического статуса и нравственных оценок искусственного прерывания беременности. Цивилизованный мир - прежде всего государства Европы, США, Россия - пытается освободиться от традиции, в которой они существовали практически 15 веков. Речь идет о традиции морально-религиозного осуждения и законодательного запрещения абортов. Так, Россия стала первой страной мира, которая (1918) сняла законодательные ограничения на искусственное прерывание беременности.

Если законодательства государств Европы и Америки, запрещавшие и ограничивавшие медицинскую практику абортов вплоть до первой половины XX в., были сформированы под влиянием морально-религиозных установлений, то современные законодательства, легализирующие аборты, имеют своим основанием либеральную идеологию, которая развела юридическое и моральное измерения проблемы. Автор подчеркивает неэффективность юридического

ограничения прерывания беременности под страхом суровых наказаний. "Единственно, кто может ограничить свою сущностную свободу, - это сам человек" (016, с.72).

Не разделяя идей традиционной морали, либеральное сознание выстраивает свою аргументацию "моральности" аборта. Исходным в этой аргументации является "право женщины на аборт". В европейской культуре это право завоевывало свое место с большим трудом. Его первые рубежи - это так называемые "медицинские показания к аборту", т. е. специфически медицинские случаи, когда рождение ребенка угрожает жизни матери. Постепенно происходило расширение медицинских показаний, к ним стали относить болезни сердца, почек, туберкулез, душевные болезни, наследственные заболевания и др.

В первой половине XIX в. входит в оборот понятие "социальные показания", которое вначале включало изнасилование, соблазнение путем обмана, крайнюю нужду. Постепенно его объем расширялся, и оно начало включать "желание мужа", "неблагоприятную семейную жизнь", "желаемое количество детей". В итоге цивилизованный мир пришел к признанию права женщины быть совершенно автономной в принятии решения о прерывании беременности, и не только в первой ее трети.

Однако значение подобной автономии ставится под сомнение в связи с распространением "права на жизнь" и на формирующийся плод. Не случайно принцип "отрицания личностного статуса плода" становится основополагающим в либеральной идеологии. Основная задача этой идеологии состоит уже в сведении морального измерения проблемы начала человеческой жизни к физиологическому. Если исходить из понимания морали как системы идей, регулирующей отношения между людьми, то необходимо признать наличие двух субъектов этого отношения: "человек - человек". И если при этом допустить, что плод -это не человек, то в силу отсутствия второго субъекта морального отношения аборт вообще перестает считаться моральной проблемой. Принятие решения об аборте - это результат вычисления тех или иных интересов, баланса жизненных обстоятельств, но ни в коем случае не моральный поступок.

Согласно древней восточной традиции, возраст человека отсчитывается с момента его зачатия. В древней западной цивилизации было распространено мнение, что жизнь начинается с рождения. Долгое время врачи связывали возраст плода с первым "шевелением", и с этого момента в ряде культур на ребенка распространялся обряд похорон. В католической церкви со времен позднего средневековья, благодаря

разработкам Фомы Аквинского, работала аристотелевская концепция "одушевления" (на 40-й день после зачатия у мужчин и на 80-й - у женщин).

Все разнообразие подходов к решению проблемы человеческой жизни сводится к трем основным позициям: религиозной, естественнонаучной и морально-этической. Православное богословие полагает, что при решении сложных нравственных вопросов "на первое место чаще всего выдвигается сама жизнь основателя христианства, как воплотившая в себе идеал совершеннейшего пути к спасению" (016, с.73). Естественнонаучная, или физиологическая, позиция относительно начала человеческой жизни отличается от религиозной принципиальным отсутствием единого решения даже в рамках современной культуры. Различные физиологические подходы могут быть объединены лишь по формальному признаку - ответ на вопрос "Когда начинается человеческая жизнь?" всегда предполагает сведение начала жизни к началу функционирования той или иной физиологической системы -сердцебиения, легочной или мозговой деятельности. Например, в начале XX в. биология связывала жизнь с четырехмесячным плодом, так как "эмбрион до 6 недель - простейшая ткань, до 2,5 месяцев -млекопитающее низшего порядка; именно с 4-х месяцев фиксируется появление мозговой ткани плода, что говорит о возникновении рефлексивно воспринимающего существа" (там же, с.75).

О единодушии этических подходов говорить также не приходится. Согласно одному из них, вопрос о начале жизни человеческого существа может быть решен при условии определения критерия морального статуса человеческого плода. Способность к рефлексии, к поступку и другие подобные критерии морального субъекта отпадают, так как речь все же идет о плоде в утробе матери. Автор выделяет четыре свойства, которые в состоянии выполнить функции критерия, - внутреннюю ценность, жизненность, рациональность, реакцию на раздражители.

Моральный статус человеческого существа не определяется набором физиологических реакций и свойств. Если говорить о моральном статусе плода, пытаясь ответить на вопрос о моральности аборта, то лучше всего делать это в границах самого морального сознания, а не физиологических процедур. При этих условиях плод обретает моральный статус, соучаствуя в моральных взаимоотношениях. Критерием морального статуса плода является его включенность в моральное отношение, когда плод, этот "сгусток ткани", становится

объектом моральной рефлексии и для матери, и для человеческой культуры, которая самой постановкой проблемы о моральном статусе эмбриона уже делает его субъектом фундаментальных моральных прав, проявляя при этом такие моральные качества человеческого рода в целом, как солидарность, долг, свобода, милосердие.

В итоге автор приходит к выводу, что морально-этическое решение проблемы начала человеческой жизни является разумным и непротиворечивым дополнением как к религиозной позиции, так и к естественнонаучной, представленной исследованиями современной микрогенетики.

С.В.Черненькая указывает (017), что в настоящее время техника из средства, используемого человеком для достижения своих целей, все более превращается в среду существования человека, "новый космос". Эта среда определенным образом изменяет человека, его сознание, его отношения с миром. В античности техника была прагматическим знанием, умением. Позже она воплощается материально в виде инструментов, эффективных для человеческой деятельности. Индустриальная революция приводит к появлению понятия "технология" - создание инструментов с помощью научного знания. Человек помещает технику между собой и природой, но со временем оказывается, что техника уже не "между" - она вместо природы. При этом она становится все более естественной средой, а природа - искусственной.

При описании технической среды человек и машины оказываются отнесенными к одному классу. На современных предприятиях человек-контролер и автомат-контролер относятся к одной категории, животные из этого функционального тождества полностью исключаются и относятся в разряд неэффективных вещей, подобно сломанным инструментам. В природе же человек и животные относятся к одной категории «живые существа».

В техническом мире человек не просто уподобляется автомату, а внутренне изменяется. Получая желаемую вещь из автомата, человек не благодарит, поскольку контактирует с машиной, а не с живым человеком. Здесь нет ситуации «лицом-к-лицу». Если так будет продолжаться и далее, с течением времени появится поколение, не знакомое с чувством благодарности. «Давать» и «быть благодарным» - «первичные этические акты, и их ослабление как действующих мотивов свидетельствует, что мы не просто отчуждены машинами, но внутренне изменились под их влиянием» (017, с.79).

Технологическое единообразие - это процесс уничтожения личностных характеристик, поскольку современные технологические аппараты управляются не чьей-то личностью, а только пальцами. Отдельный человек, его внутренний мир, личная ответственность поглощаются социально-технической средой.

Усовершенствование техники ведет к отмиранию способностей человека воображать и желать - первичных врожденных качеств, ставящих на первое место объяснение того, как создаются человеческие идеалы. Незадействованность внешних чувств ведет к атрофии внутренних, того, что называют волей, верой, любовью. Вялость желаний, отказ от поступков, жалобы на потерю смысла жизни скрывают потерю чувства жизни. Кризис эмоциональности превращает духовность в целеполагание, расчет, информацию. Если раньше в большинстве случаев люди осознавали, что есть вещи, которые они не в состоянии делать, то теперь ограничения как бы снимаются, познание становится выше нравственных ограничений.

Существенной чертой, отличающей техническую деятельность, является ее независимость, заключающаяся в заданности результата и достижении его при любых условиях. Эта независимость техники от человека выдвигает вопросы ответственности человека, этические вопросы как составляющий элемент технической культуры.

В истории науки выделяют две традиции понимания социальной ответственности ученых. Первая - традиция ограничения. Автор приводит рассказ Плутарха об Архимеде, отказавшемся изложить некоторые свои математические открытия ввиду опасности их инженерных приложений. Вторая традиция связывается с именем Галилея, с точки зрения которого научное исследование не может быть подвергнуто каким-либо ограничениям, продиктованным извне. Вторая традиция доминировала в истории и доминирует в какой-то степени сегодня.

Со второй половины XX в. все чаще ставится вопрос о воздействии техники на нетехнические области жизни, об ответственности инженеров перед обществом за результаты своей деятельности. В инженерной среде ведутся дискуссии о необходимости разработки принципов профессионального поведения, этики социальной ответственности, поскольку власть, находящаяся в руках инженеров, все более возрастает. В противостоянии "человек - техника" человек может перестать быть управляющим, смыслообразующим элементом. Именно в связи с этим поднимается проблема меры, внутренней и внешней

регуляции деятельности техников. Ответственность понимается как ответственность за результаты деятельности, применение техники. Вопросы, бывшие ранее компетенцией специалистов, в связи с возможностью деструктивного применения техники выносятся на публичное рассмотрение.

В заключение автор делает вывод, что развитие техники привело к изменению толкования ответственности. Решение этических проблем должно быть на первом месте при решении технических, или они должны решаться одновременно и вместе.

О.В.Летов