Спросить
Войти
И есть надежда мне читатель Давно минувшего найдет Свет и во мне. Итак, читать им Стихи мои, пока поёт
Душа моя <...> [1, с. 19].
Свет прошлого, который продолжает освещать настоящее и переходит в будущее, отсылает к известному эксперименту выдающего отечественного астрофизика Н.А. Козырева, который на протяжении долгих лет являлся близким другом Охапкина. Козыреву удалось зафиксировать три положения звезды: «Резистор фиксирует не только истинное положение звезды в момент наблюдения, но и ее видимое положение, то есть положение в прошлом, когда от неё вышел свет... Таким образом, через физические свойства времени должно наблюдаться не только положение звезды в прошлом, но и будущем... Только время открывает совершенно новую и неожиданную возможность изучать будущее как уже существующую реальность» [4, с. 123; 131].
Я читаю стихи поэта.
Он скончался давным-давно.
Но сиянье былого света
Тем стихам, точно жизнь дано [1, с. 21].
Лампада зажигается, горит и гаснет, как зарождается, длится и прекращается земная жизнь человека, но есть душа, которой, в соответствии с христианским мировоззрением Охапкина, вечна. Так в заключительном стихотворении лирической книги показана картина внешнего умирания природы. Жизнь природы циклична, как и жизнь человечества. С уходом одного поколения приходит новое поколение, за смертью следует жизнь. Происходит непрерывная смена поколений через процессы зарождения, возрастания и угасания. Однако невидимая земному глазу внутри продолжается интенсивная непрекращающаяся жизнь: Легким снегом все припорошило -Лес, болото, сад.
Дерева, кусты, лесная поросль живо Смотрят, ветви снежные висят.
Хоронятся зайцы по сугробам, Лисы вылезают из норы. Вся земля отверстым гробом -Саваном белеет роковым <...>
Ночь глуха. Зима все обложила. Подо льдом течет река. И по небу движутся нелживо Снеговые облака [1, с. 153].
Библиографический список
Художественное время приобретает качества вечности и как бы выходит за пределы земного восприятия - трехмерного пространства (длинна, ширина, высота). Так завершение человеческой жизни вовсе не предполагает остановку времени, а означает переход в иное пространство. Интересно, что значительную роль в научном обосновании четвертого измерения - «пространства-времени» - сыграл Козырев: «В 1905 году А. Эйнштейн создал специальную теорию относительности. Он представил эту теорию в аналитической форме, то есть в виде математических формул, связывающих между собой пространственные интервалы и временные промежутки. В 1908 году Г Минковский дал этой теории геометрическую интерпретацию. В соответствии с ней наш мир является не трехмерным, как было принято считать, а четырехмерным, причем одно из направлений является временным, идущим из прошлого через настоящее в будущее <...>. Объединив время с пространством в единое четырехмерное многообразие, теория относительности описала геометрические свойства времени. Третий принципиальный шаг в разработке представлений о времени связан с именем петербургского астрофизика Николая Александровича Козырева» [5]. Здесь время вечность именует, Волненье дружит с тишиной. И с Богом смертного рифмует, И прах братает с вышиной [1, с. 19].
Примечательно, что в личном архиве Охапкина хранится сделанная им запись ориентировочно в 1982 г: «Я стремился уйти от того языка, которым писал в первом томе, создал другой - язык второго тома, но по дороге обнаружил, что хочу отказаться и от этого языка. Так я пришёл к тому, что есть. Хочется уйти и от языка, каким пишу, чтобы найти ещё один, наиболее адекватный тому внутреннему миру и человеку, который ныне пред Вами преображается.» [6].
Лирической книге «Лампада», действительно, присущ обновленный язык, существенно отличающийся от контекста предшествующего творчества поэта, однако сформировавшийся именно на его основе. Синтаксис «Лампады» и средства создания художественной образности не таят возвышенного пафоса, просты, будто сами слова книги приобрели качество прозрачности. Стихотворный ритм также семантизирован: большинство текстов написаны трехсложными размерами с допущением различных сочетаний размеров внутри стиховой строки. Данный факт можно отнести к «методу художественного воздействия. Сюда относится свободный подход к метрике отдельного стихотворения, как на эквивалент рождающему его переживанию, настолько полный, что если в каком-нибудь месте требуется выдать волнение, то для этого можно разрушить данный стих» [7].
«Лампада», вероятно, неслучайно оказалась последней лирической книгой Охапкина. После творческих поисков 1960-х гг («Ночное дыхание», «Возвращение мест») и яркой гражданственности книг 1970-х гг («Высокая цель», «Посох», «Возвращение Одиссея») наступило время «Лампады», книги, по времени созданной ближе к рубежу веков и устремленной уже во время-вечность [8].
References
Статья поступила в редакцию 17.05.20
УДК 821.161.1
Korsunskaya A.G., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Military Institute of physical culture (St. Petersburg, Russia), E-mail: akulik1@yandex.ru
COLLECTION OF POEMS IN LITERARY HERITAGE OF O.A. OKHAPKIN. The work of the poet of "the bronze age" of Russian literature O.A. Okhapkin has been little studied by modern researchers. The article discusses the first two lifetime collections of poems composed by the poet himself. After many years, Okhapkin&s enforced silence was broken, and in 1990 the book "The Burning Bush" was published. In the same period of time, another collection of poems was published in Paris. The relationship between the two books can be traced due to the formation in the same time period and the attraction of Okhapkin&s artistic thinking to the creation of monumental contexts.
А.Г. Корсунская, кан. филол. наук, доц., Военный институт физической культуры, г. Санкт Петербург, E-mail: E-mail: akulik1@yandex.ru
СБОРНИК СТИХОТВОРЕНИЙ В ЛИТЕРАТУРНОМ НАСЛЕДИИ О.А. ОХАПКИНА
Творчество поэта «бронзового века» русской литературы О.А. Охапкина мало исследовано современным литературоведением. В настоящей статье рассматриваются два первых прижизненных сборника стихотворений, составленных самим поэтом. После долгих лет вынужденное молчание Охапкина было прервано, и в 1990-м году была опубликована книга «Пылающая купина». В этот же период времени в Париже вышел еще один сборник «Стихи». Между двумя книгами прослеживается взаимосвязь в силу формирования в один временной период и тяготения художественного мышления Охапкина к созданию монументальных контекстов.
В 1990 г в издательстве «Советский писатель» вышел сборник стихотворений известного ленинградского поэта О.А. Охапкина. К моменту издания данной книги Охапкин уже являлся автором сотен стихотворений, девяти лирических книг, нескольких поэм, а его творческий путь длился чуть более 30 лет Однако из выходных данных издания становилось понятным, что для известного автора это первая книга, появившаяся в официальной печати. Ее название - «Пылающая купина» [1].
Автор предисловия В. Кучерявкин отметил: «Перед вами, дорогой читатель, книга, которая, кроме эстетического чувства, возбудила во мне и грустные мысли: увы, это первая печатная книга 44-летнего поэта. Еще в 1971 году, когда я впервые оказался в Ленинграде, мне называли имя Охапкина в ряду лучших ленинградских поэтов. Хотя стихи его почти не печатались <...>, они расходились среди любителей поэзии в списках» [1, с. 3].
Следует отметить, что «Пылающая купина» является первым официальным, но не единственным прижизненным изданием лирики Охапкина: «Первая книга стихов (написанных в период с 1968 по 1973 гг.) вышла в 1989 году по-прежнему усилиями друзей. Ее готовит в своем парижском издательстве "Беседа" философ Татьяна Горичева <...> Маленький сборник стихов "Пылающая купина" 1990 года, выпущенный под эгидой Союза писателей (блок книжек вновь вступивших авторов назывался "Октава") - вершина официальной карьеры Охапкина. Последующие две книги опять издали друзья. В 1994 году к 50-летию книга поэм "Возвращение Одиссея" и к 60-летию книга "Моление о Чаше" в издательстве Дмитрия Шагина "Mitkilibris"» [2].
Соответственно с разницей в один год появилось два сборника стихотворений Охапкина: в 1989 г. в парижском издании «Беседа» вышел сборник «Стихи» [3], а в 1990 г. в издательстве «Советский писатель» - «Пылающая купина».
В настоящее время в современной науке о литературе отсутствуют исследования, посвященные изучению художественных особенностей сборников стихотворений Охапкина. В связи с этим актуальным представляется изучение истории формирования сборников и роли в контексте литературного наследия Охапкина.
Можно предположить, что оба сборника формировались примерно в один период времени. Так, в письме Т.М. Горичевой от 04.01.1989 из Парижа Охапкину содержатся строки, касающиеся издания сборника «Стихи»: «Книга уже набрана, но есть места непонятные, поэтому тут же отвечай мне / чтобы письмо пришло до моего отъезда» [4]. А в предисловии Кучерявкина указано, что на момент работы над книгой «Пылающая купина» Охапкину было 44 года, но учитывая, что поэт родился в 1944 г, это мог быть только 1988 г Вероятно, формирование концептуального замысла обоих сборников Охапкина пришлось примерно на 1988 год.
Необычным представляется перечень текстов, отобранных Охапкиным для книги «Пылающая купина»: все стихотворения, ее составляющие, были созданы поэтом во временной континуум с 1962 по 1970 гг. и соответственно относились к раннему периоду творчества поэта. Однако перечень текстов, составляющих книгу «Пылающая купина», формировался Охапкиным непосредственно перед изданием, то есть ближе к 1990 г. Малый формат издания позволил Охапкину включить в состав книги только 51 стихотворение.
В сравнении с книгой «Пылающая купина» сборник «Стихи» содержал в два раза больше текстов - 124, охватил временной период с 1967 по 1972 гг. В совокупности оба сборника покрывают временной континуум с 1962 по 1972 гг.
В связи с этим ценным является комментарий Охапкина в письме от 16.09.1979 г К.К. Кузьминскому в США: «P.S. Полюбопытствуй у Уса 1-й том /1962 - 1972 гг./ [выделено мной - А.К.]. Можешь использовать на полную катушку. Там самый верный список. 2-й том /1973 - 1979 гг./ полным ходом кончаю. Со списками из него надо быть осторожней» [5]. Таким образом, вышеуказанный временной период с 1962 по 1972 гг охватывает произведения, которые Охапкин планировал включить в состав первого тома.
Примечательно также, что при этом в парижском сборнике «Стихи» тексты расположены в хронологической последовательности, а в сборнике «Пылающая купина» они представлены в соответствии с развертыванием авторской мысли, то есть не по времени создания.
Возможно, подобная особенность связана с тем, что Охапкину было свойственно мышление крупными стихотворными объединениями - цикловыми формами. Лирическая книга и цикл явились неотъемлемой составляющей его литературного наследия: «Лирическая циклизация раскрыла перед лирикой новые возможности смыслообразования и создания большого поэтического контекста творчества одного поэта <...>, в котором каждое слово и стихотворение является частью системы. Лирическая циклизация способствовала созданию сложной системы смыслов и поэтических единств, то есть контекстов разного объема и сложности, которые объединили отдельные слова, стихотворения, циклы, разделы, книги в целое, образуя особый тип текстопостроения» [6, с. 16 - 18].
В лирических книгах Охапкина, как в формах лирической циклизации, можно встретить два типа композиции - дискретную и монтажную. О дискретной композиции второй лирической книги «Возвращение мест» поэт так написал: «"Возвращение мест" - моя вторая книга. Она написана в 1969 году В основу ее композиции легла хронологическая последовательность. / Таким же образом была составлена и первая моя книга «Ночное дыхание». Нумерация разделов обеих книг соответствует моему замыслу. / В такой последовательности я нахожу особый смысл. Дискретная композиция позволяет группировать стихотворения не только по времени их написания, но и по внутренним между ними связям и не мешает сквозному развитию всей книги в целом. / Нарушение данной мною последовательности привело бы к искажению идеи, положенной в основании моих книг / Эта идея сводится к необратимости наших переживаний, и поэтому каждое стихотворение должно помнить то мгновение, из которого оно вышло, ибо невозможно ему отыскать своего места вне времени, которому оно принадлежало. Иначе при возвращении на место нашей жизни мы не найдем ничего, что говорило бы о ней в той отдаленности, где все уже непоправимо. / В книгу напросилось одно стихотворение 1970 года. Оно-то и является тем самым исключением, о котором столько уже говорено» [1].
В настоящее время известно о создании Охапкиным девяти лирических
книг:
Лирические книги «Ночное дыхание» и «Времена года» считаются утраченными. К лирическим книгам Охапкина с дискретной композицией можно отнести «Возвращение мест», «Моление о Чаше», «Посох», «Высокую цель», «Лампаду».
Соответственно, лирическими книгами с нарушением временной последовательности в расположении текстов, то есть с монтажной композицией, могут называться «Душа города» и «Возвращение Одиссея». Особенность данных книг - в охвате значительного временного интервала: «Монтажная композиция, - по мнению В.Е. Хализева, - раскрывает перед художником слова широкие перспективы. Она позволяет образно запечатлевать непосредственно не наблюдаемые, сущностные взаимосвязи явлений, углубленно постигать мир в его разнокачественности и богатстве, противоречивости и единстве» [7].
«Стихи» 1989 г, безусловно, не являются цикловой формой, а сборником стихотворений, однако, в состав сборника входят тексты из восьми лирических книг Охапкина: «Ночное дыхание», «Возвращение мест», «Душа города», «Моленье о чаше», «Времена года», «Посох», «Высокая цель», «Возвращение Одиссея». Девятая лирическая книга «Лампада» была написана Охапкиным в 1990 г, то есть после издания сборника. При этом количество стихотворений по годам написания определено Охапкиным следующим образом: 1967 г. - 4, 1968 г. - 16, 1969 г - 14, 1970 г - 24, 1971 г. - 20, 1972 г - 42.
Сборник «Пылающая купина» сформирован в соответствии с принципами монтажной композиции. В данное издание входят тексты только из трех лирических книг: «Ночное дыхание» (гипотетически, опираясь на время создания текстов и особенности художественного мышления поэта), «Возвращение мест», «Моленье о чаше».
Оба сборника, с одной стороны, являются разными изданиями, с другой стороны, дополняют друг друга. В совокупности они покрывают период первого тома, однако содержат только один общий текст:
Какое солнце! Неба сколько! Как жарко раскраснелся лес, Весь в ослепительных осколках Стекла сверкающих небес!
Дрожат пылающие клены, Роняет липа жаркий лист, Звенят березовые кроны, А воздух ясен, сух и чист.
И столько шири вдруг в округе, Что прозвучит во весь простор И писк синиц, и чья-то ругань, И смех, и кашель, и топор.
Когда бы это полыханье Под звук веселый топора Стеснило вечности дыханье, Пришла бы и моя пора.
Но я стою неопалимый, Вдыхаю времени дымок, Осенний и неуловимый, И мой платок от слез намок.
Шепчу в припадке грусти - Боже! Твой мир... Зачем и я не с ним, Когда, как он, пылаю тоже, Когда, как он, непоправим! [4].
При этом данный текст является вторым с конца в «Пылающей купине», но вторым с начала в сборнике «Стихи», что указывает на некую взаимосвязь изданий.
Опираясь на время создания текстов и принадлежность к конкретной лирической книге, в сборнике «Пылающая купина» можно усмотреть 4 части:
В таком расположении текстов приковывает внимание равное количество текстов в 1 и 4 частях, что может соответствовать началу и завершению сборника и представлять возможность развертывания двух смысловых линий. Так показана взаимосвязь, с одной стороны, природного и человеческого: перед начинающим жизнь вороненком осенью открывается простор небес, и такой же прилив сил и восторг испытывает лирический герой при закономерной смене времен года, при завершении периода зимнего безвременья:
Вороненок в небо улетает [курсив мой - А.К.].
Вороненка мускулы уносят, Потому что наступает осень, И холодной воли крылья просят [4]. Я возвращался из гостей И ждал у кладбища трамвая. Снег вился, искрился, хрустел. Тропа впотьмах за мной хромала <...>
На кладбище тенями тел Пурга материи мятежной. В воротах сорванных метель И хаос холода безбрежный <.> То был межвременья сигнал [курсив мой - А.К.] [4].
Какое солнце! Неба сколько! [курсив мой - А.К.].
Как жарко раскраснелся лес, Весь в ослепительных осколках Стекла сверкающих небес! [4].
Тогда-то начинаю жить -Наращивать живую нить Судьбы, узлами отмечая Весну скудельницу, возврат Животных сил <...> [курсив мой А.К.].
И стебли, солнце заслоня, Выпрастывают сквозь меня Листву могучую, живую, Как будто я кустом ликую, От солнца пьян, как от вина, Пылающая купина [4].
С другой стороны, Охапкин стремится соотнести земное и вечное:
Но я стою неопалимый, Вдыхаю времени дымок, Осенний и неуловимый, И мой платок от слез намок.
Шепчу в припадке грусти - Боже! Твой мир... Зачем и я не с ним, Когда, как он, пылаю тоже, Когда, как он, непоправим! [4].
В художественном мышлении Охапкина каждое мгновение времени воспринимается как непоправимое и невозвратное, поэтому ветхозаветный символ «неопалимой купины» у поэта превращается в «пылающую купину», то есть в сгорающее и проходящее, что соответствует названию сборника. Только то, что проникнуто «дыханием вечности» может стать непреходящим и неопалимым: «Когда Моисей увидел, что купина пылает и не сгорает, он, подивившись видению, сказал: "Пойду и посмотрю на это явление". Но не то, чтобы он сам подразумевал, что пойдет через некое пространство, перейдет горы или преодолеет скалы и долины. Явление было тут же, пред лицом и пред очами его. Но он сказал: "пойду", чтобы показать, что небесное явление напомнило ему, что он должен вступить в жизнь более высокую и от того, среди чего он жил, перейти к лучшему» [8].
Таким образом, несмотря на то, что «Пылающая купина» является сборником стихотворений, тексты, его составляющие, расположены автором в такой последовательности, что складывается ощущение цельности и единства.
Такая же система подбора стихотворений прослеживается и в сборнике «Стихи». Концептуально имеет значение то, что для обоих сборников Охапкин отбирал тексты иногда из одинаковых лирическим книг («Ночное дыхание», «Возвращение мест», «Моленье о Чаше»), но осуществил это таким образом, чтобы стихотворения не пересекались и в совокупном количестве 175 стихотворений, относящихся к одному творческому этапу (период «первого тома»), в обоих сборниках повторился только один текст.
Между двумя прижизненными сборниками стихотворений Охапкина установлена смысловая связь, один сборник как бы перетекает в другой, продолжает его, ведь «текст - не высший уровень. Он опосредован многочисленными внетекстовыми связями» [9].
Сборник «Стихи» начинается с того же текста и той же идеи, которыми завершился сборник «Пылающая купина». В свернутом виде в «Стихах» воспроизводя восемь лирических книг, Охапкин изменяет относительно лирических книг последовательность расположения текстов, подчиняя логике целого. Эта особенность подчеркивает стремление автора даже в сборнике составить смысловую цельность. При этом хронология в расположении текстов в сборнике «Стихи» соблюдена. Завершается издание 1989 г «Благодарственной молитвой на жизнь грядущую»:
Благодарю Тебя! Я не оставлен. И весь я не умру, Тобой прославлен Уже и тем, что, бысть усыновлен, Тобой в веках пребуду без времен.
И если медлишь Ты с моим покоем, Я знаю: Ты судил мне подвиг, в коем Надеюсь я, дабы исполнить труд, В котором дух и доблесть не умрут [4].
Только тот «поэтический труд» останется неопалимым и нетронутым временем, в котором будет присутствовать «духовная сила и доблесть».
Внетекстовые связи устанавливаются внутри литературного наследия Охапкина и создают подобие нелинейного восприятия художественной системы: между сборниками стихотворений, между сборниками и лирическими книгами. Через прижизненные сборники стихотворений Охапкина проявляется его устойчивое стремление и тяготение к цельному восприятию литературного наследия, к единству смыслового контекста как результата сложившегося авторского мировоззрения и мировидения: «Идеи автора, выраженные в произведении, также, бесспорно, не составляют всего объема его идей. Но понять их можно только в отношении ко всей системе и совокупности его идей, т.е. к его мировоззрению как идеологической структуре» [9].
Библиографический список
References
Статья поступила в редакцию 22.05.20
УДК 81
Koshkendey I.M., postgraduate, Department of Tuva Philology and General linguistics, Tuva State University (Kyzyl, Russia), E-mail: igildey@gmail.com
THE LEXEME KARA IN TEXTS OF TUVAN FOLK SONGS AND CHORUSES. The article discusses the lexeme kara, which is used when naming a favorite girl in the lyrics of folk songs and choruses of the Tuvan people. This lexeme in the designation of a loved one conveys the meaning "the most, only, exceptional; very". It was found that this meaning is also present in the Mongolian languages and in this respect the Tuvan language is related to the Mongolian languages. Kara is used both separately and as part of complex words and phrases. In the latter cases, the meaning of kara is preserved, and other components enhance the meaning of the word in question. As a result of the comparative analysis of kara in songs and choruses, it is found that this lexeme is used more often and actively in the lyrics of choruses than in the lyrics of songs. This is because choruses are more prone to improvisation than songs.
И.М. Кошкендей, аспирант, Тувинский государственный университет, г. Кызыл, E-mail: igildey@gmail.com
ЛЕКСЕМА КАРА В ТЕКСТАХ ТУВИНСКИХ НАРОДНЫХ ПЕСЕН И ПРИПЕВОК
В настоящей статье рассматривается лексема кара, которая используется при названии любимой девушки в текстах народных песен и припевок тувинского народа. Лексема кара в обозначении любимого человека передает значение «самый, один только, лишь, исключительный; очень, слишком». Было выявлено, что такое значение также присутствует в монгольских языках и в этом отношении тувинский язык соотносится с монгольским языком. Кара употребляется как отдельно, так и в составе сложных слов и словосочетаний. В последних случаях значение кара сохраняется, а другие компоненты усиливают значение рассматриваемого слова. В результате проведенного сравнительного анализа кара в песнях и припевок было установлено, что в текстах припевок данная лексема употребляется чаще и активнее, чем в текстах песен. Это объясняется тем, что припевки по сравнению с песнями больше подвержены импровизации.
В тувиноведении специальных исследований, посвященных данному вопросу, практически нет, хотя музыкальному фольклору тувинского народа посвящено немало работ [1 - 6]. Историко-этнографическая часть музыкальной культуры тувинцев рассматривается в работах С.И. Вайнштейна [7], ПН. Кур-батского [8].
Материалом для анализа послужили тексты народных песен в количестве 198 единиц и народных припевок - 317. Объектом исследования в данной работе является лексема кара - &черный& в её переносном значении &любимая&. Она активно используется в качестве названия возлюбленной как в текстах народных песен, так и припевках.
Как и во многих языках, в тувинском языке слово кара многозначно, её основное значение в словарях зафиксировано как «&черный, темный& [9, с. 226], &черный, темный; вороной&[10, с. 66; 11, с. 96]. Кара является общетюркским словом, имеет соответствия в монгольских языках, исходное значение которого &черный, темный (близкий к черному)& [11, с. 96]. В Толковом словаре тувинского языка обозначено 19 значений кара, в том числе фиксируется значение &любимый, возлюбленный& [10, с. 66].
Вопрос перевода слова кара на русский язык в фольклорных текстах требует особого внимания. В зависимости от контекста оно может быть переведено как единственный, любимый и т.д. Однако в работах ПН. Курбатского кара переводится в прямом значении - &черный& [8]. Такой дословный перевод, на наш взгляд, искажает смысл песни и теряется богатство оттенков значений данного слова. Исходя из этого, при переводе слова кара на русский язык необходимо исходить из контекста, дистрибуции слова, что и будет предложено в данной работе.
Использование кара в обозначении любимого человека соотносится со значением «самый, один только, лишь, исключительный; очень, слишком», фиксируемый в монгольских языках [12, с. 597]. Тувинский язык в этом отношении близок к монгольскому.
Слово кара в текстах песен и припевок, как правило, оформляется аффиксом принадлежности первого лица =м: Карацгыны вттур чыраан / Каац дээрде шолбан ышкаш, /Каттырацнаан, оду чайнаан / Кара=м эжим ийи караа [13, с. 136]. - &Сквозь темную ночь просвечивают, / Как Венера на ясном небе, / Веселые, с огоньком / Два глаза моей любимой& (перевод автора).
Кара употребляется в составе сложных слов в качестве второго компонента. При помощи сплошной выборки было выявлено, что в текстах тувинских народных песен встречаются 5 сложных слов с компонентом кара - &любимая&: дозур-кара - &милая& (букв.: дозур - &черный-пречерный&, кара - &любимая&), дунда-кара - &милая, черноглазая& (букв.: дунда - не переводится, кара -&любимая&), кускун-кара - &любимая& (букв.: кускун - &ворон&, кара - &любимая&), ортун-кара-&любимая& (букв.: ортун - &средняя&, кара - &любимая&), хеймер-ка-ра - &возлюбленная& (букв.: хеймер - &последыш, последний, самый младший (о детях)&, кара - &любимая&), чындыр-кара - &милая, любимая& (букв.: чындыр -&шелк&, кара - &любимая&). Первый компонент в сложных словах выражен именем прилагательным и уточняет значение второго. Сложные слова в данном списке представлены в алфавитном порядке, рассмотрим их по отдельности.
Дозур-кара=м - &моя милая&. Компонент дозур имеет два значения: «блестящий, задорный, с огоньком», «черный-пречерный» [9, с. 463]. По данным ТСТувЯ, дозур-кара передает значение &милая, милый& [14, с. 464]. Первый компонент дозур, судя по данным ЭСТувЯ, образован от монголизма тосон - &масляный& [15, с. 177], который в тувинском языке приобрел значение «задорный, с огоньком», что указывает на веселый, живой нрав человека. Так, словом до-зур-кара называют любимого человека, у которого в характере преобладают такие качества, как беззаботность, радость, игривость и т.д. Приведем пример: До-руг-дайныц челеринге / Довурактыг орук шыдаар./Дозур-карам чацнаарынга / Турган боттуц кузел ханар [13, с. 178)]. - &Бег коня с рысью / Выдержит дорога с пылью. / Характером моей милой / Будет удовлетворена моя мечта&.
Дунда-кара=м - &моя милая, черноглазая& (букв.: дунда - не переводится, кара - &любимая&). Согласно Б.И. Татаринцеву, компонент дунда родственен с тум и представляет собой отглагольное образование (< тун-да), связанное с основой тун - &быть закрытым, запертым, не иметь свободного доступа& [15, с. 273]. По данным толкового словаря тувинского языка, дунда-кара передает значение &любимый, любимая; черноокий, черноокая& [14, с. 514].
Данные ЭСТувЯ показывают, что карачаево-балкарское дум - &черный& потеряло своё основное значение и служит усилительной частицей [15, с. 272]. Семантика указанной частицы &темный, темнота&, о которой также упоминается в ЭСТЯ Ш-Пу - &тёмный, хмурый& [16, с. 295], была утрачена и вытеснена обобщённой семантикой интенсивности качества [15, с. 273]. Так, элемент дунда в
