Спросить
Войти
УДК 2-264
С. А. Ситникова
кандидат педагогических наук
Филиал РГУ им. А. Н. Косыгина в Твери,
Тверь, Россия
E-mail: sitnikovas806@gmail.com
ORCID: 0000-0001-5071-8887
отголоски священных смыслов хвойного дерева в русской традиционной культуре
Рассмотрены фольклорно-этнографические свидетельства священной ритуально-магической насыщенности образа хвойного дерева в русской традиционной обрядовой культуре. Ядром представленных научных материалов является информация, зафиксированная автором на тверской земле в ходе многолетнего (2000—2019 гг.) экспедиционного фольклорно-этнографического исследования. Среди других научных свидетельств, введенных в статью для осмысления сакральной роли хвойного дерева в народной культуре, следует назвать архивные записи и публикации прошлых лет, связанные с дендролатрией в ритуально-обрядовой традиции не только Тверской земли, но и близких к ней территорий. О былой священной роли хвойного дерева в традиционном мировоззрении многое могут рассказать этнографические образцы народного декоративно-прикладного творчества, такие как прялки, деревянные солонки, домовые наличники, гончарные изделия, полотенца и др., часть из которых представлена в статье в виде иллюстраций.
Для цитирования: Ситникова, С. А. Отголоски священных смыслов хвойного дерева в русской традиционной культуре / С. А. Ситникова // Вестник культуры и искусств. — 2020. - № 2 (62). -С. 87-95.
Народная славянская культурная тра- в древнюю дохристианскую эпоху. В соотдиция священного почитания хвойных ветствии с этим новогодняя елка является
деревьев (ели и сосны) не сразу заинте- «...вопреки часто высказываемому мнению,
ресовала отечественных исследователей- не нововведением, а просто поздней заменой
фольклористов и этнографов. Достаточно очень древнего обычая» [9, 284—285].
вспомнить довольно широко распространен- Весьма информативными с позиции
ное в науке мнение о том, что рождествен- изучения священного статуса хвойного деское хвойное дерево как праздничный атри- рева выступают традиционные ритуальнобут зимнего новогоднего ритуала пришло обрядовые, в том числе и календарнов русскую культуру от немцев в петровскую аграрные, практики.
эпоху. Введение в поле научного осмысле- Показательным примером может слуния фольклорно-этнографических сведений жить зимняя святочная обрядность, зафикпрошлых лет (архивных и опубликованных) сированная в тверской традиционной кульи современных экспедиционно-полевых туре. Период Зимних святок на Тверской
изысканий позволяет расширить взгляд на земле, пожалуй, богаче других календарных
этот вопрос и признать правомерной точку сезонов отмечен обильной и разнообраззрения тех ученых, которые склонны видеть ной представленностью хвойного дерева
в зафиксированных на русских землях фак- в качестве ритуально значимого элемента
тах ритуально-обрядового почитания хвой- магически-заклинательных и пророческих
ного дерева отголоски традиции, уходящей (гадательных) обрядовых действ.
Этнокультурной истории хорошо известен факт архаичной ритуальной практики, во-первых, проведения кульминационных эпизодов обрядов вокруг дерева (или его символа), которое маркирует сакральный центр происходящего священного действа и, во-вторых, помещения небольших почитаемых деревьев в красном углу, их ветвей на стены (снаружи и внутри), на окна и двери жилища, хлева, дворовых построек, на могилы своих близких, на свои пашни и огороды.
В Весьегонском районе Тверской области зафиксирована календарная традиция внесения ветвей елового дерева в дом и установка еловой ветви в красном углу: «В Рождественский сочельник говели и работали до звезды. Утром ходили в церковь, потом топили бани, мыли полы, ходили за лапьем (еловые ветки) в лес — дедушка приносил полный гужник. В старину в наших деревнях елку не наряжали, а кидали еловые лопинки на пол в доме, в сенях, на крыльце, у крыльца. Мои тетки вымоют полы, застелют половиками, а сверху накидают еловых веток. Веточку втыкали в по-святой угол, где иконы. Делалось это для того, чтобы везде пахло смолой. Так делали два раза в году: в Рождество и на Пасху» [4, с. 26].
Нельзя не заметить, что описанные манипуляции с еловыми ветками схожи с календарной ранневесенней и троицко-купальской практикой украшения дома и дворовых построек вербой, березовыми ветками или небольшими деревцами. Помещение же ветки в «посвятом» углу отсылает нас к традиции установления дерева (новогоднего, масленичного, майского, купальского) в центре сакрального локуса, т. е. в центре общественного священнодейства — в роще, на горе, в селении (на главном общественном месте) или позднее — в дворовых постройках (хлев, дом, красный угол).
Как известно, важной составляющей обрядового комплекса Зимних святок являются святочные ряжения и бесчинства молодежи. На тверской земле в этих ритуальных общераспространенных действах елка была одним из заметных обрядовых атрибутов. Память об этом до сих пор хранят старожилы тверских селений.
«От Рождества до Крещения в с. Кон-стантиново носились ряженые по деревне, постучат, откроешь — наряженные стоят мужчины в женщин — в платьях, юбках, накрашенные. Попляшут и уходят. Раскидают дрова, двери подопрут — не выйти... Большими еловыми ветками подпирали двери. Одна партия придет, закроет, другая придет, откроет, и так всю ночь под старый Новый год. Утром звонишь соседям — откройте, мне не выйти» (Зап. от Марковой Ольги Анатольевны, 1970 г. р., Бежецкий р-н, д. Дуброво. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20]1.
Реликтом архаичной практики установления хвойного дерева в центре ритуальных событий является сохранившаяся до наших дней в тверской обрядности традиция святочных бесчинств, во время которых ряженые вставляли елку в печную трубу на крыше дома своим односельчанам. Эта информация обильно фиксируется в нескольких районах Тверской области.
«Ряженые на Новый год бегали, чудили. То елку в трубу засунут, чтобы дым шел в дом... Это взрослые парни по 17—18 лет, а кто — из армии пришел» (Зап. от Козляковой Валентины Ивановны, 1941 г. р., Бежецкий р-н, д. Старово. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г) [ФА ГАСК № 20].
«На старый Новый год хулиганили: двери подпирали лестницей, елку в трубу вставляли» (Зап. от Дворецкой Маргариты Ивановны, 1946 г. р., Бежецкий р-н, д. Старово. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
«На святки — Рождество и Крещение елку в трубу ставили — хулиганили» (Зап. от Копыловой Марии Ивановны, 1939 г. р., Бежецкий р-н, д. Васюково. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
«В святки с 6на 7 января молодежь чудила: ставили на крышу в трубу елку» (Зап. от Сергеевой Ангелины Сергеевны, 1944 г. р. (урож. с. Щучье), Осташковский р-н, с. Святое. Соб. С. А. Ситникова. 2011 г.) [ФА ГАСК № 12].
«Елку в трубу ставили для озорства» (Зап. от Дейковой Любови Николаевны, 1950 г. р., Бежецкий р-н, д. Потёсы. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
Вышеприведенные и подобные им комментарии наших современников о помещении елки в трубу на крыше дома во время святочных бесчинств свидетельствуют об утрате в памяти информантов первоначального смысла святочных действий с хвойным деревом, поскольку сегодня эти действия расцениваются как ничего не значащие молодежные проказы.
Однако до настоящего времени дожили и проявляются в большей или меньшей сохранности драгоценные отголоски тех значений, которыми некогда был насыщен ритуальный образ елового дерева, водружаемого на крышу дома в печную трубу.
«На Новый год парни девчонкам ставили елку в трубу, кругом лес, где елку не взять, долго ли спилить?» (Зап. от Резовой Валентины Петровны, 1932 г. р., Бежецкий р-н, д. Васюково. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
«Маня Исаева долго замуж не выходила, так ей в старый Новый год прибили на угол дома елку...» (Зап. от Макарова Александра Петровича, 1948 г. р., Бежецкий р-н, д. Кли-мотино. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
«Делали страшные маски из картона — зубы, глаза, вовнутрь — фонарики, парни елку ставили в трубу девчонкам» (Зап. от Буровой Риммы Павловны, 1938 г. р., Бежецкий р-н, д. Куликино. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
В этих свидетельствах имеются только намеки на некие сигналы в отношениях между девушками и молодыми людьми, которые посылаются парнями в праздничный период зимних святок с помощью елового дерева. Но в других сообщениях установление елки в трубе дома характеризуется как откровенное признание в своих чувствах и намерениях парня к своей избраннице.
«На святки парни куролесили, ставили в трубу елку, это обязательно, как закон, и я ставил, а как же. Вот девчонка кому понравится, в тот дом и ставят» (Зап. от Никитина Александра Дмитриевича, 1946 г. р., Осташковский р-н, с. Себрово. Соб. С. А. Ситникова. 2011 г.) [ФА ГАСК № 12].
«В старый Новый год закладывали дома, трубы стеклами. Приколачивали елки тому, кто с кем гуляет, а то в заулок елку поставят парни девкам» (Зап. от Вороны Валентины Александровны, 1948 г. р., Бежецкий р-н, с. Поречье. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
Водружение елового дерева на крышу дома в печную трубу именно в святочный период некогда заключало в себе неразрывно связанные между собой архаичные мифори-туальные идеи. С помощью елового дерева осуществлялось обозначение центра и святочного обрядового действа, и соответствующего свадебного обряда (установление елочки на свадебном столе). При этом, будучи в целом символом брака, елочка (сосна) является символом девичьей «красы» или самой девушки.
Вероятно, не случайно в Зимние святки на тверской земле елка была востребована в девичьих гаданиях.
«Гадали на девятую веху по елочкам: до девятой вехи добегут, сломят веточку, иголочек возьмут в руку и возвращаются. И вот эти иголочки положишь под подушку, и что тебе поснится. Ложатся спать и загадывают: "Девятая веха, покажи мне жениха ". Чтобы приснился жених» (Зап. от Котовой Татьяны Ивановны, 1940 г. р. (урож. д. Подложье), Осташковский р-н, д. Покровское. Соб. С. А. Ситникова. 2012 г.) [ФА ГАСК № 13].
Выполнение елью (сосной) роли символа девушки-невесты, а также прорицатель-ной роли в гаданиях свидетельствует не только о божественном статусе хвойного дерева, но и о его сакральной покровительственной функции в отношении девушек и женщин.
Обращает на себя внимание противоречивостью зафиксированное нами сообщение о том, что елку в трубу ставят парни своим избранницам, а также старухам: «На Зимние святки елку в трубу ставили старухам и девкам, которые нравились» (Зап. от Еличевой Екатерины Дмитриевны, 1932 г. р., Бежецкий р-н, д. Морозово. Соб. С. А. Ситникова. 2019 г.) [ФА ГАСК № 20].
Рядоположенность персон, стоящих на разных возрастных полюсах, которым было предназначено святочное хвойное деревце,
действительно, выглядит загадочным. Но, возможно, на эту синонимию прольет свет выражение «Пойти или прогуляться по елочкам», бытующее в диалектах Русского Севера (Новгородская, Тверская области). По данным Словаря русских народных говоров, выражение «Пойти или прогуляться по еловой дорожке» [6, с. 345] или «Пойти или прогуляться по елочкам» [Там же, с. 347] у северных соседей твери-чан — новгородцев зафиксировано в значении умереть. В качестве краткого пояснения в Словаре сказано: «Еловые ветви рассыпают при погребальной процессии» [Там же].
В другом случае (Тверская область) фразу-вопрос «Не прогуляться ли нам по елочкам?» произносит парень, обращаясь к девушке при совершенно недвусмысленных обстоятельствах. Во время колядования под Рождество кто-то из группы пришедших ко-лядовщиков забрасывает соломенную куклу в дом, где живёт зазноба одного из парней (делают это быстро, чтобы домочадцы не увидели, кто бросал). При этом кто-нибудь из посетителей громогласно объявляет: «К вам придет сегодня жених, встречайте!» Через некоторое время та же группа ребят приходит в этот дом, и домочадцы, в том числе и девушка-избранница, теряются в догадках, кто же из них жених. Неведение продолжается до тех пор, пока один из них не обратится к девушке: «Не хотите ли прогуляться по елочкам?» Именно претендент на руку и сердце девушки произносит эти слова. Парочка выходит на мороз и движется вдоль вешек из еловых деревьев, которые устанавливают в снежные зимы, чтобы обозначить дорогу. Во время этой прогулки и происходит предварительный брачный сговор между молодыми людьми (Зап. от Плиткиной Таисии Николаевны, 1931 г. р., Бежецкий р-н, с. Поречье. Соб. С. А. Ситникова. 2018 г.) [ФА ГАСК № 19].
Синонимичность свадьбы и смерти, содержащаяся в толковании выражения Пойти или прогуляться по ёлочкам, не является исключением в традиционной культуре. Достаточно вспомнить группу зимних святочных подблюдных гаданий-загадок, в которых отгадки имеют двойные толкования и расположены в строгом сопоставлении: Свадьба — Смерть:
«К замужеству либо к смерти». Исследования показали, что такие обрядовые песни-загадки имеют широкое распространение. И причина двоякости толкования не в разнобое сведений или неточности их, а в том, кому поется песня. В некоторых вариантах подблюдных песен эта двойственность разъясняется: «Пожилым — к смерти, а незамужним — к браку»; или иногда «Молодым — к богатству, а старым — к смерти»; «Молодому — к венцу, а старому — к концу»; «Девке достанется — выйдет замуж, старому — к смерти». Такая рядоположенность двух толкований одного мотива не случайна. Брак и смерть в представлении наших предков — явления эквивалентные, равнозначные. И брак, и смерть означают переход человека из одного состояния в другое: умирание в одном статусе (девушки, парня) и появление в другом (мужчина — муж, женщина — жена); умирание на этом свете и возрождение на том [Подробнее об этом см.: 5, с. 101-111].
Видимо, в данном случае мы имеем дело с глухими отголосками обрядовой практики в ритуально значимое время календаря в рамках традиционных святочных действ с помощью растительного символа (елового дерева) ритуально не только обозначать или подтверждать статус жителей социума (прежде всего женщин) — и старых, и молодых (елочка на крыше девичьего дома была сигналом призыва к браку или даже знаком того, что девушка просватана), но и предъявлять налицо образ покровительствующего растительного божества.
В настоящее время первоначальный смысл этих действий практически забыт или сохранился лишь в отголосочном виде. Осталось лишь доставшееся от дедов представление об их исконности, и поэтому воспринимаются они, с одной стороны, в силу утери первоначальных значений как святочное озорство или бесчинство, но с другой — как освященный традицией, дозволенный предками ритуал.
Реликтовые свидетельства священной покровительствующей роли елового дерева заявляют о себе не только в обрядах, но и в образцах традиционного декоративно-прикладного творчества.
Рис. 1—7. Варианты отражения священной значимости елового дерева в тверских этнографических образцах народного декоративно-прикладного творчества
Одним из древнейших атрибутов бытовой и ритуально-обрядовой славянской, в том числе и тверской, культуры является прялка. В одном из своих очерков, посвященных символике предметов и действий, Н. И. Толстой обратил внимание на идентичность формы украинских и южнославянских надгробий севернорусским прялкам и на славянскую традицию использовать прялки в качестве надгробий. Ученый пишет: «Интересующие нас деревянные надгробия зафиксированы в местностях, где много камня, но они по преимуществу деревянные, что связано, надо полагать, с культом деревьев (древо жизни и т. п.). Для выяснения их распространения в прошлом очень ценны свидетельства подобного рода: в 1743 г. сербский епископ... велел своей пастве ставить кресты на могилах, а не следовать обычаю и "простая древеса с пре-слицом (прялкой) воздружати... "» [7, с. 207— 208]. Будучи одним из воплощений Верховного жизнедающего божества в образе Древа жизни [1, с. 180], чаще всего в образе хвойного (елового или соснового) дерева, прялка сопровождала славянскую женщину в быту и в ритуально-обрядовой практике на протяжении всей ее жизни — от рождения до смерти. До сих пор на тверской земле можно встретить архаичные цельные так называемые прялки-«кореннухи», основание которых напоминает мощное еловое дерево (см. рис. 1, 2).
Несмотря на разнообразие севернорусского, в частности тверского, этнодендра-рия, хвойное дерево в тверской ритуально-обрядовой практике и архаичных образцах традиционного декоративно-прикладного творчества представлено значительно рельефнее других древесных растений. Нередко наблюдаемая в традиционной народной культуре синонимия символов, когда один и тот же смысл выражается разными средствами [8, с. 188], хорошо представлена в тверской традиции. Сосна или ель в центре обрядово-праздничного события — сюжет не только календарно-аграрных и семейно-бытовых обрядов, но и орнаментов тверских полотенец, наличников, пасхальных досок, гончарных изделий, где хвойное древо изображено либо единственным и центральным, либо в композиции «центральная фигура с предстоящими» (см. рис. 3—7).
Живописным и этнографически достоверным свидетельством о мифоритуально-обрядовой нагрузке хвойного дерева является иллюстрация-картинка к русской пословице «Без Бога ни до порога», выполненная художником Виктором Михайловичем Васнецовым. Это один из семидесяти пяти рисунков, сделанных им на темы русских народных пословиц и поговорок для «Собрания русских пословиц» этнографа Н. Трапицина [3]. Книга представляет собой результат приложения усилий, творческого и научного таланта собирателя фольклора Н. Трапицина, великого русского живописца В. М. Васнецова и филолога, историка и этнографа, уроженца Тверской губернии И. К. Линдемана.
Приведем фрагмент книги с рисунком-иллюстрацией и этнографическим комментарием пословицы «Без Бога ни до порога» (см. рис. 8)[3, Пословицы, л. 1].
Комментарии Иосифа Карловича Лин-демана к пословице Без Бога ни до порога (Варианты: Без Бога ни до порога, а с Богом и за море. С Богом начинай и с Господом кончай! Не торопись, сперва Богу помолись! Молись иконе, да будь в покое!) обогащают и уточняют ее смысл: «Приступая к делу, человек должен прежде всего помолиться. Без Божьей помощи ему не добраться и до порога своего дома. Ни в каком деле не забывай Бога» [Там же], т. е. речь идет о том, что любое благое дело — созидательное, направленное на выход из природного, дикого, неокульту-ренного пространства в зону налаженного человеческими руками, окультуренного, гармонизированного — связано с присутствием божественного, с обращением к Богу и его покровительству. Подпись под рисунком В. М. Васнецова представляет собой комментарий И. К. Линдемана, вторая часть которого обусловлена содержанием нарисованного: «Крестьяне, затеяв какое-то дело, решили, как водится, прежде всего помолиться; для этого они соорудили особый помост, украсив его елками, и принесли местночтимую икону» (выделено нами. — С. С.)[Тамже].
Рис. 8. Страница издания «Русские пословицы и поговорки в рисунках Виктора Михайловича Васнецова» (М., 1913)
Упоминание помоста, украшенного елками, который наряду с иконами изобразил В. М. Васнецов, не имеет пояснений. Так изображено на рисунке: крестьяне собрались перед помостом с елками, несколько человек в первых рядах держат в руках икону и хоругвь. Крестьянин с хоругвью в руках находится чуть левее центра композиции, и поодаль от него еще левее стоят две крестьянки с большой иконой в руках, за ними крестьяне с такого же размера иконой, и совсем близко от левой границы композиции еле различим старый священник. Немного правее от центра на первом плане крупно, на одну треть всего рисунка изображен еловый помост. Собравшиеся образуют полукруг. Все, в том числе и те, у кого в руках иконы и хоругвь, повернуты к помосту, к елям. Стоящий на коленях в центре композиции один из крестьян обращен лицом к хоругви и полуобращен к еловому помосту.
В целом еловые деревья в изображенном эпизоде моления занимают более видное место и заметно доминирующее положение по сравнению с хоругвью и иконами. Надо сказать, что научно-пояснительный текст И. К. Линдемана к рисункам В. М. Васнецова демонстрирует удивительно бережную, точную и тонкую интерпретацию того, что изобразил художник. Описывая композицию, этнограф начал рассказ о ритуале моления словами именно о специально возведенной «еловой рощице» в соответствии с ее первенствующим положением на рисунке В. М. Васнецова: «Для этого они соорудили особый помост, украсив его елками, и принесли местночтимую икону».
Что же касается В. М. Васнецова, то этнографичная достоверность его рисунка не вызывает сомнений и подтверждена словами самого знаменитого русского художника: «Я жил в селе среди мужиков и баб и любил их не "народнически", а по93
просту — как своих друзей и приятелей, слушая их песни и сказки, заслушивался, сидя на посиделках при свете и треске лучины» [2, с. 154].
Иными словами, на одной странице, посвященной пословице Без Бога ни до порога, выдающиеся деятели искусства и науки удивительно проницательно и детально отразили реалии традиционного народного мировоззрения, сохранившего древние ми-фопоэтические представления о священной, божественной покровительствующей силе елового дерева.
Подводя итог сказанному, следует отметить, что Святочная традиция в ритуально отмеченное календарное время помещать ритуально насыщенное хвойное дерево в красный («посвятой») угол дома или водружать его на вершину (в трубу) сакральной части жилища; традиция восприятия прялки как сакрального заместителя-знака Древа жизни, поэтому повторяющей крону хвойных деревьев в общем контуре или в орнаменте на лопасти; изображение ели на концах полотенец, в наличниках, на пасхальных досках и др. — всё это есть не что иное, как синонимы священного мифопоэтического и обрядового символа, в осколках и отголосках сохранившегося в тверских традиционных народных ритуальных событиях и их атрибутах. Они несомненно являются реликтами древней обрядовой практики, в которой хвойное дерево (ель, сосна) выступает мифопоэтическим условием и гарантом священного покровительства.
Получено 07.05.2020
S. Sitnikova
Candidate of Pedagogic Sciences
The Tver Branch of the Kosygin State University of Russia (lechnology. Design. Art), Tver, Russia
E-mail: sitnikovas806@gmail.com ORCID: 0000-0001-5071-8887
Echoes of the Sacred Meanings of the Coniferous Tree in Russian Traditional Culture
Abstract. The article considers folk and ethnographic evidences of the sacred ritual and magical saturation of the image of a coniferous tree in the Russian traditional ritual culture. The core of the presented scientific materials is the information recorded by the author on the Tver land during a multi-year (2000-2019) expeditionary folk and ethnographic research. Among other scientific evidences, which are introduced in the article to understand the sacred role of the coniferous tree in folk culture, we should mention archival records and publications of previous years related to the dendro-latria in the ritual and ceremonial tradition of not only the Tver land, but also the territories close to it. Ethnographic samples of folk decorative and applied art, such as distaffs, wooden salt shakers, house frames, pottery, towels, etc., some of which are presented in the article, can tell a lot about the former sacred role of coniferous tree in the traditional worldview.
For citing: Sitnikova S. 2020. Echoes of the Sacred Meanings of the Coniferous Tree in Russian Traditional Culture. Culture and Arts Herald. No 2 (62): 87-95.
References
Received 07.05.2020
