Правовые отношения: общетеоретические и отраслевые аспекты (обзор методологического семинара)

КОНФЕРЕНЦИИ

Правовые отношения: общетеоретические и отраслевые аспекты (обзор методологического семинара)

Аннотация. 29 октября 2018 г. в Университете имени О.Е. Кутафина (МГЮА) состоялся методологический семинар, поводом для которого стал выход монографии доктора юридических наук, профессора Петра Павловича Серкова «Правоотношения. Теория и практика современного правового регулирования». В семинаре приняли участие многие известные ученые, практические работники, выступления которых были посвящены проблемам теории правоотношений. Были подвергнуты подробному и порой критическому анализу суждения и выводы. В обзоре приведены практически полностью выступления всех участников семинара.

DOI: 10.17803/1994-1471.2019.104.7.172-191

Семинар открыл проректор Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) по научной работе Владимир Николаевич СИНЮ-КОВ, доктор юридических наук, профессор. Он сердечно приветствовал участников семинара, отметил, что в последние десятилетия по теме правоотношений ничего существенного, крупного не выходило. Монография П. П. Серкова широчайшим образом ставит вопрос о теории правоотношений. И не просто ставит, фактически пафос книги состоит в интенции пересмотра устоявшихся в науке подходов к теории правоотношения.

Михаил Валентинович КРОТОВ (полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ): Проблема правоотношений очень серьезна и очень давно не обсуждалась. На мой взгляд, эта категория как была, так и остается центральной для большинства отраслей права и для правоприменителей, и отказываться от нее или пытаться переходить к каким-то другим вариантам регулирования не стоит, иначе мы разрушим большую часть всего здания.

Петр Павлович СЕРКОВ: Меня всегда смущало, что я не до конца понимаю суть правоотношения, пытался поговорить с практикующими юристами, но слышал уверенные слова о том, что правоотношения — это общественные отношения, урегулированные нормами права. Особенно принципиально вопрос о понимании правоотношений встал при написании мною докторской диссертации.

Сомнения сводились к тому, что если правоотношения есть общественные отношения, урегулированные нормами права, то чем являются разнообразные конфликты, которые разрешают органы судебной власти? Если отношения урегулированы, то и не должно быть никаких споров и конфликтов, но они есть. Тогда чем являются эти споры с точки зрения правоотношения? Постепенно пришло осознание того, что одна норма в принципе не может решать все вопросы по регулированию общественного отношения, их требуется несколько. Более того, как оказалось, каждый элемент правоотношений образуется не одной нормой, а совокупностью норм. Поэтому

совершенно осознанно еще в своей докторской диссертации и в монографии по административной ответственности я ввел понятие «механизм правоотношения».

Сложившаяся триада — возникновение, изменение и прекращение правоотношений — по своему внутреннему устройству абсолютно не соответствует реальной действительности. В ходе работы я применил достаточно необычный опыт, используя 60 примеров из судебной практики, не преследуя цели ее анализа. Для меня было важно определиться, соответствует ли логика моих рассуждений сюжетам, которые прошли через судебные присутствия.

Как оказалось, эти 60 примеров охватываются механизмом общерегулятивных правоотношений, механизмом административных правоотношений, механизмом процессуальных правоотношений, механизмом в связи с юридической ответственностью. Я использовал все пять видов юридической ответственности, а также дополнил критику конституционной ответственности. И все 60 примеров четко легли в логику возникновения и развития механизма правоотношений, независимо от того, что в одном случае имелась в виду купля-продажа, допустим мороженого в магазине или букета цветов в цветочном киоске, а в другом случае шла речь о преступлении.

Полагаю, что работа во многом состоялась благодаря неравнодушию и упорству многочисленных предшественников. Выражаю им искреннюю благодарность. Мое несогласие с ними заключается только в научной полемике. Ничего другого там нет.

Я с интересом и волнением жду ваших оценок.

Аркадий Владимирович КОРНЕВ (заведующий кафедрой теории государства и права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), д. ю. н., проф.): Уважаемые коллеги, я очень рад, что сегодня состоялся этот семинар. Действительно, казалось бы, проблема давно изучена. На самом деле это не так. Мне кажется, почему многим работа показалась такой критичной? Конечно, научным сообществом она была принята со сдержанным одобрением. Потому что наряду с одобрением есть и определенные

сомнения. Жаль, что у автора не осталось сомнений, но я думаю, что это была просто шутка. Что бы там ни писали психологи, тем не менее человек, который поставил в чем-то точку, идет против определенного критерия научности, потому что, сколько бы мы ни познавали окружающую действительность, она все равно будет оставлять нам вопросы.

В чем состоят причины критичности книги? Вся та литература, которая написана за последние 50, 60, а может быть, 70, 80 лет по теории правовых отношений, касалась понятия правоотношения в узком смысле.

Монография П. П. Серкова очень объемная. До Революции у Коркунова Михаила Николаевича все было гораздо скромнее, а это один из классиков нашей литературы. Коллеги, о чем говорит объем? Человек, по сути дела, пытался обобщить и теоретические взгляды, и судебную практику. И здесь мне тоже хотелось бы покритиковать автора. Почему? Потому что судебная практика не может считаться критерием научности. Точно так же, как мы привыкли, что практика — критерий истины. Ничего подобного. Современные представления о науке предполагают четыре вида истины. Есть даже такой договор на истину. Мы договорились, что так надо считать, значит, так оно и есть.

Комплиментарно о чем хотел бы сказать... Петр Павлович начинает с юридической науки. На чем он здесь останавливается? На том, что юридическая наука — это инструмент познания. Это, безусловно, хорошо. Но я бы сказал, что есть теория права, в рамках теории права вполне можно выделять теорию правовых отношений. Теория правовых отношений — это целая наука в теории права. И сказать, что здесь мы когда-нибудь поставим точку, не сказать ничего.

Мне очень импонирует, что автор монографии очень критически подошел к таким понятиям, как субъект правовых отношений, объект правовых отношений, содержание правовых отношений. Почему? Потому что мы сегодня живем практически в другой социальной реальности, где индивидуализированные связи, что характерно для классической теории правовых отношений, приобретают совершенно другой характер. Здесь действительно нужно говорить

о том, что сегодня теория правовых отношений нуждается в переосмыслении.

Я думаю, Петр Павлович, что наверняка найдутся люди, которые вас будут обоснованно критиковать, потому что не все ваши положения можно принять именно потому, что они, может быть, не всегда бывают убедительными, и прежде всего потому, что вы все-таки смотрели на это через призму конкретной каждодневной судебной правоприменительной практики.

Я редко бываю в судах, но когда, например, сошлешься на Конституцию РФ или на какое-нибудь теоретическое положение, судьи на тебя смотрят, мягко говоря, с большим удивлением. Кстати, это меня очень и очень расстраивает. Поэтому я думаю, что нам надо идти рука об руку — и теории, и практике. И то, что такая книга появилась, — это событие в нашей науке. Я могу только приветствовать.

Поэтому, если мы в какой-то степени воссоздадим традиции нашей юридической науки, которые идут с дореволюционных времен, о которых мы, к сожалению, забыли, может быть, у нас отношение к классическим категориям юриспруденции (а теория правовых отношений — это все-таки классика) будет менее критичным. И тогда у нас, может быть, останется меньше времени для полемики, которая все-таки нужна. Почему? Потому что вы все-таки очень критично отнеслись ко многим авторам, особенно советского периода, которые писали по теории правовых отношений, но подошли к юридической науке с классических, я бы сказал — с догматических, позиций.

Вы по-прежнему считаете, что это нормально, это хорошо, и мы многие считаем, что юриспруденция должна открывать закономерности. Юриспруденция — наука описательная. Есть науки каузальные, есть номологические. В одном случае описываются, в другом случае открываются закономерности. Никаких закономерностей, скажем, в смене политических режимов, форм правления, источников права, по сути дела, нет. Здесь есть сиюминутная потребность. Иногда она необходима кому-то, скажем, с точки зрения власти, иногда это ответ на вызовы времени. Но то, что юриспруденция развивается, это замечательно. Я уверен, что

у вас появятся новые книги, и, может быть, вы даже пересмотрите те позиции, которые у вас сегодня так блестяще описаны в вашем замечательном труде.

Владимир Михайлович СЫРЫХ (заведующий отделом теории права и судебной власти Российского государственного университета правосудия, д. ю. н., проф.): Здесь проблема методологическая. Ведь здесь нет догматики. Дело в том, что Петр Павлович Серков как специалист, как родившийся в советский период, позиционирует себя позитивистом и признает, что право есть воля господствующего класса, которая ищет и утверждает справедливые правоотношения. Но в чем здесь состоит парадокс? Дело в том, что Петр Павлович прямо и правильно показал, что позитивистская доктрина с точки зрения открытия новых положений, в которых нуждается правовая наука, не способна ничего путного сделать, кроме как обобщить действующие нормы права и создать некоторые тощие, слабые понятия. А он, как честолюбивый автор, хотел дойти до истины, потому что истина понятия правоотношения — это для него истина не только научная, а эта истина — инструмент его деятельности.

И вполне естественно в поиске этой истинности, глубокого проникновения он неожиданно для себя перешел на позиции материалистической теории права. Он прямо упрекает своих коллег в том, что они объективную реальность подменяют суммой примеров, что для них анализ ограничивается только лишь существующими нормами права и что в конечном итоге существующие точки зрения это не есть развитие науки, а есть просто переливание из пустого в порожнее, потому что ни одна точка зрения не может найти четких критериев, которые позволяли бы эту позицию утвердить как настоящую, как действующую, что в данном случае нужно было искать другие примеры.

Автор здесь очень верно нашел правильный подход. Он понял, что изучать правоотношения только лишь с точки зрения позитивистской доктрины бесполезно, потому что норма права сама по себе существует как форма общественного отношения. И в конкретных правоотношениях существуют две разные части: есть

в каждом правоотношении социальное и есть юридическое.

Позитивист считает, что главное в правоотношениях, чтобы субъект, не дай бог, не нарушил, не отошел от нормы, которая утверждена, чтобы он, лишь только услышал, как надо делать, — бросал все дела и бежал делать так, как предписано. А на самом деле, и это правильно показывает Петр Павлович, люди вначале решают социальные, политические вопросы, они решают, как им жить, существовать и вообще вначале им наплевать на существующие нормы права. И в этом отношении стимулом правоотношения выступает объект — то материальное и духовное благо, во имя которого субъекты вступают в правоотношения и пытаются достичь для себя каких-то позитивных результатов.

Вот эта его находка позволяет соединить обе части — юридическую и социальную — и сделать переход от социальной к юридической. Получается, что, начиная с социального, переходя на юридическое, потому что иным образом нельзя определить права и обязанности поведения будущего субъекта, в конечном итоге все это делается ради того, чтобы вернуться к новому социальному, в котором произошло изменение по правам, по существующим правилам, по законам. Вот его смысл. И это я глубоко поддерживаю. Я считаю, что эта мысль должна лежать в основе теории правоотношений.

В порядке предложений, замечаний я бы обратил внимание, что здесь у него все-таки материализм получается не полный, а усеченный. Дело в том, что с материалистической точки зрения право существует в трех формах: позитивного права, индивидуального права и правоотношения. У него позитивное право есть, правоотношения есть, а индивидуального права нет. А поймите, что без этого невозможно движение права в правоотношения.

Каждый субъект имеет свое понимание права — хорошего, плохого и т.д. И каждый человек тоже имеет свое право и с помощью этого права вступает в жизнь. Но поскольку он сталкивается с другим субъектом, то вольно или невольно он должен свои субъективные эгоистические настроения снижать, договариваться с другим субъектом, вступая в правоотношения. Поэтому я думаю, что нашему уважаемому автору, разрабатывая дальше теорию правоотношения, может быть, более внимательно и более полно нужно представить именно психологию индивидуального права. Это был бы его прогресс.

Я от всей души сказал бы, что здесь Петр Павлович своим трудом показал две сермяжные правды, которые говорят о том, как должна развиваться наука.

Первая сермяжная правда говорит о том, что у нас нужно не уповать на то, что у нас множество точек зрения, а уповать на то, что мы должны искать закономерное. Здесь Аркадий Владимирович сказал, что юриспруденция — наука описательная, закономерностей в ней нет. Для меня это довольно-таки странное утверждение. Если нет закономерности, тогда законодатель может сколько угодно принимать нормы, и все они будут правильные. Но дело в том, что мы ищем закономерное, которое позволяло бы нам более или менее точно отражать в позитивном праве именно те правовые явления, которые существуют.

Вторая сермяжная правда состоит в том, что если мы всерьез думаем о юридической науке, о ее развитии, то пора заканчивать прыгать в разные стороны: то синергетика, то еще какая-то непонятная наука. Мы сегодня забыли самое главное. Ведь фактически сегодняшняя наша наука стоит на уровне второй половины XIX в. Мы все изучаем только догму права. А где социология? Тот опыт, который был накоплен советским периодом в последние годы изучения эффективности, действенности права, кто сейчас изучает? Никто не изучает.

А почему бы нам не провести социально-правовое исследование особенно того закона, который ставится на обмен? Почему не раскрыть другие стороны? И вообще, как может правовая наука в XXI в. развиваться успешно, если она не изучает объективную реальность, не изучает правосознание и другие вещи?

Валентин Валентинович ЕРШОВ (ректор Российского государственного университета правосудия, д. ю. н., проф.): Монография П. П. Серкова была одобрена на нашем Ученом совете. Было очень много сказано положительных вещей, меня же в ней поражает огромный

труд. Таких монографий сегодня нет. Что касается содержания работы, то меня, Петр Павлович, смущает термин «механизм». Мы все читали С. С. Алексеева «Механизм правового регулирования». Еще тогда меня смущал термин «механизм». И у меня было очень много сомнений в том, насколько обоснованно Сергей Сергеевич Алексеев применил этот термин.

Профессор уральской школы А. Ф. Чердан-цев всех нас учил, что в единой системе должны быть однородные элементы. Я думаю, что это его великое соображение, которое он высказывал неоднократно в своих трудах, оно имеет право на существование. И в работах С. С. Алексеева «механизм правового регулирования» имеет неоднородные элементы.

И тут возникает масса вопросов. Что касается применения термина «механизм», у меня тоже возникает сомнение, насколько этот термин юридический, насколько он имеет право находиться в такого рода монографии — это большой вопрос.

В. М. Сырых сказал по поводу позиций, с которых написана данная работа. Я думаю, что юридический позитивизм постепенно уходит, чтобы ни говорили про это, интегративное пра-вопонимание побеждает. Только есть два вида интегративного правопонимания: одно — когда интегрируется право и право, разные формы права, нормы права, принципы права в еди -ной системе права. Другой вид интегративного права понимается, когда интегрируется право и неправо. И это колоссальная проблема.

Только что по поручению Президента Российской Федерации мы занимались обучением кубинских судей. И у них самый главный вопрос: что выше — справедливость или закон? На этот вопрос я ответил, что это разные социальные регуляторы, и они абсолютно не соотносимы.

Когда я спросил у судьи Верховного Суда Кубы, которая была во главе кубинской делегации: «Как Вы определяете термин "справедливость"?» — она что-то ответила, определила. Потом я говорю: «Вы могли бы повторить?» Она не повторила, а сказала совсем другое. Я сказал: «Мы с вами только что провели эксперимент, и вы не смогли повторить то же самое, что сказали только что». И это принципиально важно.

С моей точки зрения, победит интегративное правопонимание, когда интегрируется право и право, и это принципиально важно. А регулирование происходит на разных этапах — сначала на этапе отношений между лицами, потом отношений между лицами и какими-то контролирующими организациями, потом отношений в суде и т.д.

Юрий Николаевич СТАРИЛОВ (декан юридического факультета Воронежского государственного университета, д. ю. н., проф.): Проблемные вопросы правоотношений, несмотря на сложившиеся в литературе подходы к их пониманию, юридической сущности, социальному назначению и роли в механизме правового регулирования, остаются в ряду дискуссионных как с позиции теории, так и с практической точки зрения. Представляется, что сформировалась достаточно твердая теоретическая основа для понимания рассматриваемой категории, а само содержание правоотношения, как правило, перестало вызывать кардинальные разногласия и критические суждения. Вместе с тем новые попытки его анализа неизбежно приводят исследователей к констатации заметной правовой неопределенности в этой сфере.

Почему возникает правоотношение (ч. 3, с. 1023)? Каким образом оно соотносится с правовыми нормами (ч. 1, С. 302)? Для чего возникают связи между субъектами и почему эти связи являются общественными (ч. 1, с. 52, 115)? Каковы функции правоотношений в механизме правового регулирования (ч. 1, с. 390)? Как соотносятся между собой форма и содержание правоотношений (ч. 3. с. 1000)? Что представляют собой субъективные обязанности (ч. 2, с. 102)? В чем выражается процессуальная правоспособность субъекта относительно диспозитив-ности как возможного устойчивого средства правовой защиты (ч. 2, с. 682)? Какая практическая направленность заставляет продвигать субъективные интересы в качестве правового регулятора (ч. 1, с. 301)? В чем заключается смысл возникновения административных правоотношений (ч. 2, с. 300)? Эти и многие другие вопросы, возникшие у автора рецензируемой монографии, позволили ему сначала «очертить» проблему, а затем предпринять попытку осмысления правоотношения, его «конструкции» и классификации.

Подвергая конструктивной критике доводы ученых, формулируя авторские положения, создавая тем самым собственную теорию правоотношений, отвечающую на многочисленные вопросы правоприменения, П. П. Серков последовательно, находя те или иные изъяны как в простых рассуждениях, так и в глубоких итоговых утверждениях многочисленных авторов (ч. 1, с. 38—43) относительно категории правоотношения, критически относится ко многим «научным обобщениям» ввиду «несостоятельности научных воззрений и содержательной размытости определения правоотношения» (ч. 1, с. 45). По мнению автора, «теоретические рассуждения о правоотношении не служат руководством для общества и государства в организации эффективного правового регулирования прав и обязанностей физических и юридических лиц, а также органов публичной власти» (ч. 1, с. 44).

Далее подчеркивается отсутствие единства между содержательной направленностью научных идей о значимости правоотношений и частностями их фактического неиспользования, которое «не может не вызывать сложной реакции недоумения от происходящего, настороженности к количественным показателям написанного о правоотношении и сомнений относительно того, насколько правильно отражается его сущность» (ч. 1, с. 48). При этом можно предположить, что такие выводы тоже способны вызвать, с одной стороны, «критические отклики», а с другой, возможно, и «единодушную поддержку».

Рецензируемый научный труд П. П. Серкова представляет собой крупное, основательное и результативное исследование современной теории правоотношений. Не только как ученый-юрист, но и как профессиональный судья П. П. Серков предпринимает попытку исследования проблемы с критических позиций. Публикация этой книги стала заметным событием в юридической науке, а ее содержание будет оказывать сильное влияние на характер дискуссий по исследуемой проблеме.

Принципиально важным моментом стало изучение судебной практики по всем анализируемым в книге вопросам. Автор заключает, что внедрение механизма правоотношения в правоприменительную практику повышает уровень законности по мере усвоения сущности этого механизма и накопления опыта работы с ним (ч. 3, с. 1016).

Проанализировав имеющиеся в литературе определения категории правоотношения, автор формулирует следующее определение правоотношения, согласно которому оно представляет собой «логическую конструкцию, образующую устойчивое пространство, связывающую субъектов для материализации субъективных потребностей-целей на принципах соотносимости и сопоставимости, за счет воздействия на субъектов идейного содержания совокупности правовых норм и обстоятельств регулируемой ситуации на условиях обоюдной взаимности и паритетности субъективных прав и обязанностей». По мнению Петра Павловича, в этом определении фокусируются все основные конструктивные и функциональные особенности возникновения и развития механизма каждого правоотношения. Обоснование новой концепции правоотношения «исключает неосновательное отвлечение исследовательского внимания на выявление и систематизацию закономерностей правового регулирования» (ч. 3. с. 1016).

Отправной точкой при создании П. П. Серко-вым собственной теории правоотношений является внесение ясности с социальными задачами. По мнению автора, механизм правоотношений, опосредуя властную силу идейного содержания определенной совокупности правовых норм, неизбежно улучшает социальную жизнь за счет материализации субъективных потребностей-целей в конкретном варианте правовой справедливости; он призван самой социальной жизнью для того, чтобы цивилизованно уравнять возможности «сильного» и «слабого» (ч. 3, с. 1017—1019).

В основу концепции П. П. Серкова о правоотношении кладется логика действия механизма правоотношения, который «обладая безупречной и универсальной логической конструкцией... ежедневно и в неопределенно большом количестве случаев избавляет общественную жизнь от хаоса субъективных интересов». Далее

автор рассуждает о том, что «понятие "правоотношение" с помощью конструкции механизма определяет форму юридической связи, тогда как сущностные характеристики представлены в динамике наполнения элементов этого его механизма» (ч. 3, с. 994). Таким образом, осознание значимости данного механизма, по мнению автора, привносит ясность в понимание одного из сложнейших вопросов о том, каким образом общество и созданное им государство должны взаимодействовать (ч. 3, с. 1024).

Научный труд П. П. Серкова, несомненно, представляет собой весьма квалифицированное, творческое и завершенное исследование теории правоотношений. Рецензируемая монография уже с интересом встречена как профессиональной аудиторией юристов, так и иными специалистами, для которых важны вопросы эффективности функционирования правового государства и гражданского общества. Противопоставление и глубокий анализ сложившихся в науке подходов к пониманию и сущности правоотношения, а также выдвигаемые современные подходы к его осмыслению, возможно, будут создавать основу для поиска новых аргументов, обосновывающих социальную значимость и юридическую сущность правоотношений.

Монография П. П. Серкова, по нашему убеждению, вносит заметный вклад в развитие теории правоотношений. Внимательное прочтение книги или краткий обзор основных ее положений заставит читателя всерьез задуматься над анализируемыми в ней проблемами и, может быть, предпринять попытку участия как в теоретическом анализе «полноценной правовой категории правоотношения», так и в вопросах ее практического применения.

Юрий Петрович СОЛОВЕЙ (ректор Омской юридической академии, д. ю. н., проф.): Обсуждаемый сегодня фундаментальный труд, посвященный, казалось бы, весьма абстрактной проблематике, имеет большое значение не только для развития теории юриспруденции, но и для практики как законотворчества, так и правоприменения.

Остановлюсь лишь на двух административно-правовых вопросах, поднимаемых Петром

Павловичем в ходе исследования феномена правоотношения.

Первый — административное усмотрение. Придавая ему значение одного из ключевых вопросов в управлении делами государства, автор книги в то же время отмечает, что российская наука административного права и сегодня демонстрирует неспособность ввести в правовое русло посредством правовых критериев правовую категорию административного усмотрения.

Этот упрек считаю вполне справедливым. Теоретическая разработка, законодательное формулирование и внедрение в административную практику (в том числе посредством практики судебной) правовых принципов осуществления публичной администрацией дискреционных (то есть усмотренческих) полномочий, а их большинство, на мой взгляд, уже давно приобрели статус политико-правовых задач, требующих безотлагательного решения.

Юрий Николаевич Старилов только что говорил о том, что у нас нет принципов, которые будут тормозить произвольное правоприменение. При этом, к сожалению, ни он, ни уважаемый автор книги не сказали, что здесь нужен закон об административных процедурах, который до сих пор никак не удается принять. Эта проблема, на мой взгляд, сейчас стоит на первом плане. Именно принципы административных процедур, нормы о которых составят отдельный раздел названного закона, как раз и будут играть роль правовых стандартов реализации административного усмотрения и тем самым выступать средствами его сдерживания в интересах граждан и организаций.

Я думаю, что выводы Петра Павловича, полученные им в ходе исследования механизма административных правоотношений, вполне могли бы здесь использоваться в качестве основы предстоящей законодательной и правоприменительной работы. Важнейший из этих выводов состоит в том, что должностные лица выступают носителями, а не обладателями властных полномочий. Должностные лица не имеют полномочий «владычествовать», но обязаны надлежащим образом исполнять возложенные на них государством обязанности и реализовывать права, предоставленные для этого. По верному утверждению автора, правовое положение, занимаемое органами публичной власти и их должностными лицами, не является главенствующим, а управленческая деятельность — их усмотренческой «вотчиной».

Признание юридического равенства субъектов административных правоотношений, прослеживаемое в обсуждаемой книге, ничуть не отменяет фактического, существующего в реальной жизни неравенства названных субъектов. Граждане и организации — заведомо более «слабая» сторона в спорах о законности актов и действий публичной администрации не только потому, что ее органы и должностные лица располагают усмотрением, но и потому, что указанные органы и лица имеют больше организационно-технических, информационных, материальных, финансовых, кадровых и других ресурсов для доказывания в суде своей правоты.

В этом состоит одна из главных причин бесспорно обоснованного изъятия из Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации норм административного судебного процессуального права и сосредоточения их в самостоятельном законодательном акте — Кодексе административного судопроизводства Российской Федерации.

Второй вопрос, который привлек внимание автора книги и который хотел бы затронуть я, — это дискуссия о сущности законных интересов граждан и организаций. Как известно, Кодекс административного судопроизводства РФ расширил в сравнении с Конституцией Российской Федерации перечень объектов судебной защиты, включив в него, наряду с правами и свободами, еще и «законные интересы» граждан и организаций. Законодатель и высшие судебные инстанции страны понятие законного интереса не разъясняют. Вполне естественной, соответствующей обыденному сознанию представляется позиция, согласно которой законные интересы граждан и организаций — это их нужды, потребности, удовлетворение которых не запрещено законом. Речь идет о простой юридической дозволенности, точнее — о незапрещен-ности определенного поведения, об усеченной юридической возможности, не подкрепленной,

в отличие от субъективного права или свободы, обязанностью других лиц.

При таком понимании законного интереса административный истец всегда, при любых условиях может требовать судебной защиты любого своего законного интереса (а их бесчисленное множество), который нарушается или, как указано в законе, затрагивается иным образом оспариваемым административным актом.

В реальной действительности этого не происходит потому, что отмеченная широкая трактовка понятия законного интереса не только не имеет достаточного распространения в юридической литературе, но и абсолютно не находит поддержки в судебной практике. При изучении судебных решений по административным делам мне не удалось обнаружить дела, где административный истец ставил, а суд обсуждал бы вопрос о нарушении исключительно законных интересов истца.

Глубокий анализ механизма правоотношений наряду с практическим опытом и интуицией позволили Петру Павловичу сформулировать верное, но в какой-то мере неудобное и вовсе не очевидное для юриста-теоретика положение о том, что законные интересы не существуют вне субъективных прав и юридических обязанностей. В этой связи автор правильно, на мой взгляд, подчеркивает, что субъективным интересам не находится места в конструкции правоотношения, что законный интерес просто обречен на то, чтобы входить в содержание субъективного права, что иного способа определения законности субъективно возникших интересов просто нет. Поскольку субъективные интересы в правоотношении никак не представлены, соответственно, ни на кого не возложены обязанности, обеспечивающие эти интересы. Жестко, но честно, на мой взгляд.

Опираясь на приведенные суждения автора книги, можно сделать следующий вывод: используемая в Кодексе административного судопроизводства РФ традиционная формулировка «права, свободы и законные интересы» должна быть сокращена до конституционной формулы «права и свободы». Это позволит избавить потенциальных административных истцов от социально неоправданных ожиданий и требований, что, в свою очередь, будет способствовать улучшению взаимоотношений общества и публичной власти.

Тимофей Николаевич РАДЬКО (профессор Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), д. ю. н., проф.): Уважаемые коллеги, мы обсуждаем очень интересную работу, фундаментальный труд, бесспорно новаторский труд. Исходя из обсуждения тех вопросов, которые тут затрагивались, понятно, что эта работа не только о правоотношениях. Тут и об интересе, и о субъективном праве, и т.д. Поэтому я могу сказать, что это широчайший труд, который оставит серьезный след в науке теории права и, наверное, в отраслевых науках, так как автор поработал очень основательно над проблемой.

Но сегодня мы (тем более что автор заявил, что он продолжает работать над этой книгой) должны помочь ему, подсказать, что надо еще сделать. Я обратил внимание на параграф, который называется «Правоотношения как предмет юридической науки». Это очень обязывающий параграф, поскольку наука правоотношений является категорией фундаментальной, исследуют ее давно.

Правоотношения — это венец правового регулирования. Тогда, очевидно, надо было поднять работы по правовому регулированию, которые у нас есть. В. М. Горшенева «Способы и формы правового регулирования». Эта монография могла бы быть активно использована как для критики, так и для позитивного анализа. Л. С. Явича «Проблемы правового регулирования» и т.д. Я не буду перечислять, работ много. Всем хорошо известен труд С. С. Алексеева «Механизм правового регулирования». Вопросы правового регулирования очень основательно рассматриваются в книгах. Это позитивный, хороший момент в этих монографиях. Я считаю, что то, что правоотношения связаны с проблемой правового регулирования, — это достоинство и ценность этой работы.

Нет анализа фундаментальной статьи Н. И. Ма-тузова «Общерегулятивные правоотношения». С нее началось серьезное исследование проблемы общерегулятивных правоотношений. Ее надо обязательно использовать, поскольку она дает много хорошего материала, там много ценных характеристик, что такое общерегулятивные правоотношения. Она бы, бесспорно, могла бы помочь автору углубить свои позиции.

Еще нужно сказать, как, Петр Петрович, вы относитесь к правоотношениям из закона. Еще О. А. Красавчиков сказал, что «так называемые правоотношения из закона должны быть изжиты из юридической науки», но эти правоотношения из закона остались без юридического факта, правоотношения, которые вытекают из закона, существуют напрямую, без такого элемента, как юридический факт. В теории права это известная точка зрения. Ее кто критикует, кто поддерживает, но она есть. Это надо тоже учесть.

Я должен сказать, что Петр Павлович смелый человек. В каком плане? Он прибыл для обсуждения монографии в вуз, авторов которого у него нет в монографии. Нет ни одной работы, изданной кафедрой теории государства и права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). Только у Л. А. Морозовой шесть изданий, у В. В. Лазарева, получившего премию Правительства, пять изданий, у О. В. Мартышина три издания, у меня не знаю сколько изданий было этих работ за 15 лет. Причем у меня фундаментальный учебник теории государства и права в 640 страниц, где я отдельно рассматриваю регулятивные правоотношения, охранительные правоотношения, общие правоотношения, конкретные правоотношения. Как раз я специально ушел от стандартного анализа, какой есть во всех учебниках, чтобы было что-то новое для студентов и особенно студентов старших курсов.

Мы собрались для того, чтобы сказать автору о том, что есть еще о чем писать, есть с кем спорить и против чего можно возражать и соглашаться. Поэтому, заканчивая свое выступление, еще раз скажу, что работа, безусловно, фундаментальная, новаторская, очень многогранная, потому что обсуждение показывает, какие большие, важные вопросы затрагиваются.

Владимир Львович СЛЕСАРЕВ (профессор кафедры гражданского права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), д. ю. н., проф.): Я хотел бы остановиться на одном методологическом вопросе. Помните, была китайская теория, что все цветы полезны и т.д. В чем здесь проблема? Еще Мао Цзэдун в свое время говорил об этом. Проблема здесь заключается в том, что, на мой взгляд, теоретические исследования, как бы они ни отличались друг от друга, какие бы по форме они ни были — мягкие, резкие, соленые, кислые и т.д., — они есть научное исследование. Для меня эта книга имеет огромное значение. Потому что она будит мою мысль. Я читаю, я сопоставляю, я с чем-то соглашаюсь, с чем-то не соглашаюсь, но это великое благо — иметь такую книгу на столе.

Даже Валерий Васильевич говорит, что эту книгу студентам не нужно давать. Почему? Потому что студент прочитает эту книгу и скажет: «О чем там они думают? Преп