Спросить
Войти

НАУКА VERSUS ИЗДАТЕЛЬСКИЙ БИЗНЕС

Автор: Булавинова М.П.

банка и информирует о рисках, связанных с использованием биоматериалов в биобанках, и общих рисках информационного вреда при условии длительного хранения биоматериалов (возможности утечки информации). Расширенное согласие позволяет реализовать автономию донора и предлагает наиболее проработанную форму согласия. Тем не менее оно не соответствует ценностному критерию и критерию продолжительного времени использования биоматериалов. Чтобы компенсировать этот недостаток, следует усилить этическое наблюдение как обязательное сопровождение расширенного информированного согласия.

Каждое исследование, использующее данные биобанка, должно рассматриваться администраторами биобанка с точки зрения соответствия форме полученного расширенного информированного согласия. Должны учитываться специализация биобанка и ценностные предпочтения доноров, чьи биоматериалы он содержит. Особое значение имеет точное определение сферы исследований, для которой биобанк предназначен. В расширенном информированном согласии должны учитываться основные ценностные установки биобанка, а также области исследований, исключенные из сферы его деятельности. Условием расширенного информированного согласия является постоянная коммуникация с дееспособными донорами биобанка (информирование о планах) и сохранение возможности отзыва согласия.

Таким образом, с помощью точного определения целей биобанка и постоянного информирования доноров, а также за счет сохранения права на отзыв согласия можно достигнуть соответствия критерию уважения ценностей, разделяемых донорами, и избежать рисков, связанных с продолжительным хранением биоматериалов в биобанке. При соблюдении этих условий, по мнению авторов, расширенное информированное согласие более предпочтительно для использования в работе биобанков при сопоставлении с конкурентными моделями.

Р. Р. Белялетдинов

2020.03.005. БУЛАВИНОВА М. П. НАУКА VERSUS ИЗДАТЕЛЬСКИЙ БИЗНЕС. (Обзор).

Идея о том, что результаты научных исследований должны быть в свободном доступе для любого человека, превратилась в откровенную угрозу системе, которая сложилась в сфере публикации научной литературы и которая опирается на желание издателей ограничивать к ней доступ для поддержания ее огромной прибыльности. Разочарование в нынешней системе неуклонно растет. Ученые попали в полную зависимость от издательской системы. Поиск работы, продвижение по карьерной лестнице, получение грантов или пожизненной должности (tenure) теперь неразрывно связаны с показателями количества публикаций в престижных научных журналах.

Научная публикация оказалась невероятно прибыльной; например, Elsevier - крупнейший издатель научных журналов -имеет прибыль более 30% [3]. Издатели получают (бесплатно) невероятно ценный контент от ученых-исследователей, вынужденных затем платить любую сумму, которую потребуют журналы, чтобы получить доступ к этому контенту. Издательская деятельность стала неотъемлемой частью исследовательского процесса.

Результаты научных исследований, финансируемых государством, недоступны для общественности, которая может быть крайне заинтересована в них. Кроме того, многие коммерческие издатели эффективно используют монополию, которую они получают на право по распространению отдельных публикаций, и взимают абсурдно высокие ставки за некоторые из своих названий, вынуждая библиотеки с ограниченными бюджетами отменять подписки на журналы и лишать своих исследователей доступа к потенциально важной информации.

Более того, издательская индустрия стала оказывать слишком большое влияние на сам исследовательский процесс, в частности на выбор учеными тем для своих исследований. Практически она незаметно диктует ученым, какая тематика наиболее актуальна и востребована в данный момент, что в конечном итоге оказывает негативное воздействие на саму науку. Журналы обязательно отмечают новые и впечатляющие результаты - они ведь занимаются продажей подписок, - и ученые, зная, какие работы наиболее востребованы, соответствующим образом согласовывают и «подгоняют» свои материалы. Производится устойчивый поток статей, важность которых сразу же становится очевидной, но это означает, что у ученого нет точной и подробной карты, отражающей область его исследований. В конечном итоге он может заняться исследованиями тупиковой области, с чем его коллеги-ученые уже столкнулись, исключительно потому, что информация о предыдущих неудачах никогда не отражается на страницах соответствующих научных публикаций. По мнению многих ученых, такая система давно устарела и нуждается в полной трансформации.

Elsevier - международный издательский гигант, годовой доход которого превышает 6 млрд ф. ст. Его сфера деятельности -научные журналы, еженедельные или ежемесячные публикации, содержащие результаты исследований ученых. Несмотря на узкую научную аудиторию, научная публикация - это удивительно большой бизнес. При общем мировом доходе более 19 млрд ф. ст. он занимает место между звукозаписывающей индустрией и киноиндустрией, но оказывается гораздо выгоднее. В 2010 г. научно-издательское подразделение Elsevier сообщило о прибыли в 724 млн ф. ст. при чуть более 2 млрд ф. ст. дохода. Это было на 36% больше, чем у Apple, Google или Amazon [2].

Публикация научных статей - весьма прибыльное дело, поскольку научным издателям удается уклониться от большинства фактических затрат. Занимаясь исследованиями, финансируемыми в основном государством, ученые производят знания, которые затем отдают издателям бесплатно. Издатель платит научным редакторам, оценивающим, стоит ли публиковать статью, и редакторам, проверяющим ее стиль и грамматику, но основная часть редакторского бремени - проверка научной обоснованности и оценка экспериментов, процесс, известный как рецензирование, - выполняется другими учеными на добровольной основе. Затем издатели продают продукт обратно в финансируемые правительством институтские и университетские библиотеки для ученых, которые и создали этот продукт! В отчете Deutsche Bank за 2005 г. упоминается «странная» система «тройной оплаты», в которой «государство финансирует большую часть исследований, выплачивает зарплату большинству тех, кто проверяет качество исследований, а затем покупает большую часть опубликованного продукта».

По словам Адриана Саттона, физика из Имперского колледжа Лондона, «все ученые стали рабами издателей. Какая другая отрасль получает сырье от своих клиентов, заставляет тех же самых клиентов осуществлять контроль качества этих материалов, а затем продает те же самые материалы покупателям по значительно завышенной цене?» [2]. По мнению многих экспертов, такая система фактически сдерживает научный прогресс. Всё больше научных библиотек, покупающих журналы для университетов, «кричат» о том, что их бюджеты исчерпаны в результате постоянного повышения цен, и угрожают отменить пакеты подписки на несколько миллионов фунтов, если издательства не снизят цены.

Структурные проблемы серьезны и глубоки, но правительства не в состоянии решить эти проблемы и выдвинуть альтернативную модель для распространения результатов исследований. Бизнес, занимающийся изданием научной литературы, по сути, превратился в коммерческую олигополию, функционирующую в рамках строго регулируемого и финансируемого государством предприятия. Трудно поверить, что он может в конечном итоге избежать вымирания. Издательская деятельность глубоко вросла в науку. Сегодня каждый ученый знает, что его карьера напрямую зависит от возможности быть опубликованным, а профессиональный успех определяется работой рецензента в самых престижных научных журналах.

Долгая, медленная, почти бесцельная работа, которую проводили известные ученые XX в., больше не является удачным вариантом карьеры. В сегодняшней системе, например, «отец» генетического секвенирования Фред Сэнгер (Fred Sanger), который опубликовал очень мало статей за два десятилетия между своими Нобелевскими премиями 1958 и 1980 гг., вполне мог оказаться без работы. Питер Хиггс (Peter Higgs), британский физик, давший свое имя бозону Хиггса, считает, что ни один университет не взял бы его на работу при действующей академической системе, потому что он не был бы оценен как достаточно продуктивный [1]. Почетный профессор Эдинбургского университета, никогда не отправивший ни одного электронного письма, не пользующийся Интернетом и мобильным телефоном, имеет всего десять статей после того, как в 1964 г. была опубликована его новаторская работа в области физики. Он глубоко сомневается, что подобный прорыв

мог быть сделан в условиях современной академической культуры, нацеленной на сотрудничество с издательствами и гонку, которая связана с публикацией статей. По его словам, его бы обязательно уволили, если бы он не был номинирован на Нобелевскую премию в 1980 г. Во время процедуры оценки результативности научной деятельности он оказывался большой обузой для своего отдела, поскольку список его публикаций содержал ноль статей. И когда он выходил на пенсию в 1996 г., он был крайне недоволен действующей системой оценки работы ученых.

Как начинался издательский бизнес научной литературы

Ученые, которые активно выступают за реформирование нынешней академической системы, часто даже и не подозревают, какие глубокие корни она имеет, как после Второй мировой войны предприниматели создавали свой бизнес, буквально выбивая публикации из ученых и расширяя предприятие в ранее невообразимых масштабах. И самым изобретательным предпринимателем оказался Роберт Максвелл (Robert Maxwell), превративший издательский бизнес во впечатляющую машину для зарабатывания денег. Мало кто в XX в. сделал больше, чем Р. Максвелл, для формирования современной системы науки [2].

Р. Максвелл родился и вырос в бедной чешской деревне. Во время Второй мировой войны он оказался в рядах британской армии - в части, включающей европейских изгнанников. Впоследствии он получил Военный крест и британское гражданство. После войны он служил офицером разведки в Берлине и, поскольку знал девять иностранных языков, участвовал в допросах заключенных. Самой большой его мечтой было заработать миллион, и в Британии он нашел благодатную почву для ее осуществления.

Многие видные британские ученые тогда были обеспокоены тем, что, в то время как Британия имела науку мирового уровня, издание ее достижений находилось в плачевном состоянии, а научные издатели славились своей неэффективностью и бестолковостью. Журналы часто печатались на дешевой тонкой бумаге, а их содержание оставляло желать лучшего и выглядело как запоздалая мысль.

После войны британское правительство приняло решение объединить почтенное британское издательство Butterworths (в настоящее время принадлежащее Elsevier) с известным немецким издательством Springer. Основная цель состояла в том, чтобы эффективно использовать опыт немецкого издательства: Butterworths научилось бы зарабатывать деньги на научных публикациях и британская наука ускорила бы свои темпы. К тому времени Р. Максвелл уже основал свой собственный бизнес, помогая Springer отправлять научные статьи в Великобританию. Совет директоров Butterworths, в который входили бывшие сотрудники британских спецслужб, нанял Р. Максвелла менеджером компании и Пола Ро-сбо (Paul Rosbaud), который во время войны передавал нацистские ядерные секреты англичанам, в качестве научного редактора.

После окончания Второй мировой войны мировая наука вступала в период беспрецедентного роста и быстро превращалась из занятия богатых джентльменов, занимавшихся «хаотичным любительским поиском», в весьма уважаемую профессию. Впервые на научную сцену выходит правительство, которое становится главным покровителем научной деятельности не только в военной сфере, но и в гражданских научных исследованиях через такие учреждения, как Национальный научный фонд США (ННФ) и университеты.

В 1951 г., после объединения Butterworths и Springer, Р. Максвелл выкупил их доли, получив, таким образом, контроль над новой компанией. П. Росбо остался научным руководителем. Он придумал название новому предприятию - Pergamon Press - в честь монеты из древнегреческого города Пергамон с изображением Афины, богини мудрости, которое они включили в логотип компании.

Именно П. Росбо придумал метод, обеспечивший грандиозный успех Pergamon Press. Он вовремя понял, что расширение науки потребует создания новых научных журналов, которые могли бы охватить все новые области исследований. Научные общества, которые традиционно основывали научные журналы, были медлительными громоздкими институтами. Члены этих обществ постоянно вели горячие споры относительно границ их научных областей, которые значительно затрудняли движение вперед. У П. Росбо не было никаких ограничений. Он хорошо знал, как

нужно действовать. Его метод состоял в убеждении видных ученых в том, что для их конкретной области обязательно нужен новый журнал. И тогда Pergamon начал бы продавать подписки университетским библиотекам.

Р. Максвелл и П. Росбо не брезговали никакими методами, чтобы продвинуть свой бизнес. Они посещали все научные конференции и семинары и активно знакомились с выдающимися учеными. При этом они не забывали тщательно следить за своим внешним видом, чтобы произвести хорошее впечатление: покупали дорогие костюмы, курили дорогие сигары. Они предлагали ученым не только публикацию их статей, но и контракты с издательством в качестве научных редакторов и рецензентов. Однако в 1956 г. П. Росбо покинул издательство.

После ухода напарника Р. Максвелл полностью освоил его бизнес-модель, но внес некоторые изменения и превратил ее во что-то новое. Как правило, научные конференции были скучными и нудными. Но когда Р. Максвелл приехал на очередную конференцию, проходившую в Женеве в 1956 г., он решил придать общению ученых некоторую живость и веселье. Он снял дом в соседнем живописном городке на берегу озера, где развлекал гостей на вечеринках с выпивкой, сигарами и прогулками на парусных лодках. Ученые никогда не видели ничего подобного. Более того, участникам конференций предлагали в качестве подарков полет на «конкорде» или туры по греческим островам, для того чтобы «там к ним приходили идеи о создании новых журналов».

К 1959 г. Pergamon Press издавал 40 журналов, а шесть лет спустя - уже 150. Р. Максвелл оказался далеко впереди конкурентов. В 1960 г. у него был Rolls-Royce с шофером, и он переехал в роскошное поместье Хедингтон-Хилл-Холл в Оксфорде, где в то время располагался британский книжный издательский дом Blackwell&s [2].

Р. Максвелл с легкостью презентовал представителям различных научных сообществ, которых он привечал у себя в имении, чеки в несколько тысяч фунтов стерлингов - суммы, которые и не снились бедным ученым.

Р. Максвелл настаивал на обязательном использовании слова «международный» в названии каждого журнала, считая, что это прекрасный пиар-трюк. Он хорошо понимал, что наука и отношение к ней общества кардинально изменились. Новой формой престижа для исследователей стали сотрудничество и демонстрация их совместной работы на международной арене. Когда в 1957 г. Советский Союз запустил свой первый искусственный спутник, западные ученые не спешили догонять советские космические исследования и были крайне удивлены, узнав, что Р. Максвелл уже договорился об эксклюзивной сделке по изданию англоязычной версии некоторых научных журналов, издаваемых Академией наук СССР. Р. Максвелл проявлял интерес ко всем направлениям в науке и ко всем регионам мира. И вскоре представительства Pergamon Press открылись во многих странах, в частности в США, Японии и Индии. Таким образом, научная статья, по сути, превратилась в единственный способ представления науки в мире.

Успех Р. Максвелла был основан на понимании природы научных журналов. В то время как его конкуренты жаловались на то, что он «разбавляет» рынок, Максвелл прекрасно знал, что на самом деле этому рынку нет предела. Он понимал, что создание нового журнала по ядерной энергетике не отнимает хлеб у конкурирующего издателя, что одна научная статья не может заменить другую. Если появлялся новый журнал, ученые просто просили свои университетские библиотеки подписаться и на него. Единственным потенциальным ограничением было сокращение государственного финансирования, но признаков этого не было видно. В 1960-х годах Кеннеди финансировал американскую космическую программу, в начале 1970-х годов Никсон объявил «войну раку», а британское правительство с американской помощью инициировало разработку своей ядерной программы. Независимо от политического климата наука получала огромные правительственные финансовые вливания.

В первые годы своего существования издательство Pergamon Press оказалось в центре ожесточенных этических дебатов, посвященных внедрению коммерческих интересов в мир науки, которая никогда не была заинтересована в извлечении выгоды. Но к концу 1960-х годов коммерческое издание научной продукции получило статус-кво, и издатели стали необходимыми партнерами ученых. Издательство способствовало значительному расширению поля исследований, ускоряя процесс публикации и представляя более стильную упаковку. Беспокойство ученых по поводу отказа от авторских прав было подавлено легкостью общения с представителями издательства, блеском, который оно придавало их работе, и личной харизмой Р. Максвелла. Казалось, ученые были вполне счастливы «с волком, которого они впустили в дверь». В конце концов Р. Максвелл почти всегда подчинялся желаниям ученых, и ученые стали ценить его покровительственную личность. Несмотря на его хищнические предпринимательские амбиции, многие ученые искренне любили его, а он в свою очередь боготворил ученых.

Р. Максвелл рано понял, что журналы стали «королями науки», но его главной заботой по-прежнему оставалось расширение издательского бизнеса. Он обладал острым чутьем относительно того, куда движется наука и какие новые области исследований он мог бы колонизировать. Один из сотрудников Pergamon вспоминал, как на редакционном собрании в 1974 г. Р. Максвелл, размахивая одностраничным отчетом Уотсона и Крика о структуре ДНК, заявлял, что будущее за науками о жизни. В том же году они выпустили сотню новых журналов.

Интересы Pergamon расширялись в область социальных наук, психологии, а также информационных наук, поскольку Р. Максвелл заметил растущую важность цифровых технологий. Но к концу 1970-х годов он понял, что имеет дело с весьма загруженным рынком. Нидерландское издательство Elsevier постепенно стало увеличивать список своих англоязычных журналов, поглощая внутреннюю конкуренцию с помощью серий приобретений и расширяясь со скоростью 35 наименований в год. Однако такая конкуренция не влияла на снижение цен. За период 1975-1985 гг. средняя цена журнала удвоилась. The New York Times сообщила, что в 1984 г. подписка на журнал Brain Research стоила 2500 долл., а в 1988 г. - уже более 5 тыс. долл. [2].

Время от времени ученые ставили под сомнение справедливость этого чрезвычайно прибыльного бизнеса, которому они бесплатно поставляли свои работы. Но именно университетские библиотекари впервые ясно осознали ловушки на рынке, созданном Максвеллом. Ученые не были сведущими в том, что касается денег, потому что они тратили государственные средства. Библиотекари покупали журналы от имени ученых, используя университетские средства. И поскольку не было никакого способа поменять

один журнал на другой, более дешевый, библиотекари были заключены в тысячи крошечных монополий. В настоящее время публикуется более 1 млн научных статей в год, и университетским библиотекам приходится покупать их все по той цене, которую диктуют издатели [2].

С точки зрения бизнеса это была полная победа Р. Максвелла. Библиотеки стали пленниками рынка, а журналы - хранителями научного престижа. Ученые не могли просто отказаться от публикаций, если даже появился бы новый метод обмена результатами. Истинное положение заключалось в том, что библиотеки «сидели на вершине жирной кучи денег, которую умные люди со всех сторон перевозили на свои кучи». В 1985 г., несмотря на первое многолетнее снижение финансирования научных исследований, Pergamon сообщило о прибыли в 47% [2].

Однако Р. Максвелла не было рядом, когда нужно было следить за своей победоносной империей. То, что привело издательство к успеху, привело и к его закату. Р. Максвелл сделал ряд сомнительных инвестиций, включая футбольные команды Oxford United и Derby County FC, телевизионные станции по всему миру, а в 1984 г. он приобрел британскую газетную группу Mirror. В 1991 г. для финансирования своей предстоящей покупки New York Daily News Р. Максвелл продал Pergamon своему голландскому конкуренту Elsevier за 440 млн ф. ст. (сегодня 919 млн ф. ст.) [2].

Позже в том же году он был вовлечен в серию скандалов из-за своих растущих долгов, сомнительной бухгалтерской практики и взрывного обвинения американского журналиста Сеймура Хер-ша в том, что он был израильским шпионом и связан с торговцами оружием. 5 ноября 1991 г. Р. Максвелл упал в море с палубы своей яхты в районе Канарских островов и утонул. Новость о его гибели потрясла мир. Ее обсуждение не сходило со страниц газет в течение нескольких месяцев. Выдвигались разные версии: самоубийство, убийство Моссадом с целью сокрытия шпионской деятельности Максвелла и многие другие [2].

Р. Максвелла уже давно не было в живых, но бизнес, который он начал, продолжал процветать в новых руках, достигая новых прибылей и мировой мощи. Если гений Р. Максвелла заключался в экспансии, то гений Elsevier был в консолидации.

С приобретением каталога Pergamon, насчитывающего более 400 единиц, Elsevier теперь контролирует более 1 тыс. научных журналов, что сделало его самым крупным научным издательством в мире.

В 1994 г., через три года после приобретения Pergamon, Elsevier поднял цены на 50%. Университеты жаловались на то, что их бюджеты были сокращены до предела, и впервые начали отменять подписку на менее популярные журналы. В то время поведение Elsevier казалось самоубийственным. Расширялся Интернет, который мог предложить бесплатную альтернативу. Ученые уже начали обмениваться результатами на ранних веб-серверах, и возник вопрос, станет ли Elsevier «первой жертвой Интернета». Но, как всегда, издатели оказались более продвинутыми в понимании рынка, чем ученые.

Elsevier предложил электронный доступ к наборам сотен журналов одновременно, а университеты должны были платить ежегодную фиксированную плату. Любой студент или профессор могли скачать любой журнал через веб-сайт Elsevier. Университеты записались в массовом порядке. Издательский дом Elsevier объединил тысячи крошечных монополий Р. Максвелла в одну большую, без которой, как без воды или энергии, университеты не могли обойтись. Он сосредоточил огромную власть в руках крупнейших издателей, его прибыль начала круто расти, и к 2010-м годам она уже составляла миллиарды долларов. Как заметил один из журналистов в статье, опубликованной в Financial Times в 2015 г., Elsevier - это «бизнес, который Интернет не может убить».

По данным, представленным в отчете за 2015 г., Elsevier владеет 24% рынка научных журналов, в то время как старый партнер Максвелла Springer и его конкурент Wiley-Blackwell контролируют еще по 12% каждый. Эти три компании составили половину рынка [2].

США прошли свой путь в этой сфере [7]. Традиционно американское научно-исследовательское предприятие было основано на двух основных принципах самоуправления: 1) автономия - ученые должны быть свободны и самостоятельно выбирать направления и программы исследований; 2) внутренняя подотчетность -качество академической науки оценивают сами ученые. Эта приверженность самоуправлению предъявляет и определенные требования к государственной научной политике: основную часть финансирования исследований берет на себя федеральное правительство, поскольку коммерческие компании, ориентированные на экономическую выгоду, никогда не будут в достаточной мере инвестировать в нецелевые исследования.

Во время Второй мировой войны ученые и инженеры разработали ключевые инновации, которые в большой мере способствовали победе союзников. Их работу финансировало и координировало Управление научных исследований США (US Office of Scientific Research and Development) под руководством Вэнивара Буша, бывшего президента Института Карнеги и декана инженерного факультета МТИ. Организация научных исследований в то время имела форму, прямо противоположную современным идеалам научного самоуправления. В своем знаменитом докладе «Предел науки - бесконечность» (Science, The Endless Frontier) В. Буш отмечал, что, чтобы обеспечить социальные и экономические выгоды в послевоенный период - больше оплачиваемых рабочих мест, более продуктивное сельское хозяйство, инновации в промышленности, - «поток научных знаний должен быть непрерывным и существенным» [7]. Для достижения этих целей правительство должно предоставить щедрое финансирование научных исследований.

В. Буш настаивал на том, что ученые непременно должны самостоятельно выбирать темы исследований и работать в «манере, продиктованной их любопытством к неизведанному» [7]. Основанная на интересе и стремлении к познанию фундаментальная наука должна была, по его мнению, принести существенные, непредсказуемые выгоды, которые могли стать необходимой предпосылкой для решения социальных проблем. Качество предлагаемых исследовательских проектов невозможно оценить с точки зрения их потенциальной выгоды для общества, которую тоже определить невозможно. Поэтому ученые должны оценивать научные заслуги в соответствии с их собственными внутренними критериями.

Доклад В. Буша послужил основой для создания не только ННФ - нового агентства по финансированию науки в рамках федерального правительства, но и подобных агентств как в США, так и в других странах, формирующих свою научную систему.

Как может зависимость ученых от долларов налогоплательщиков сосуществовать с принципами свободных академических исследований? Самоуправление и неизбежная общественная выгода от исследований освободили ученых от оценки их работы политиками и налогоплательщиками, финансировавшими исследования. Тем не менее продуктивность ученых оценивать всё же необходимо. Вкладом в пул знаний, которые в конечном итоге принесут пользу, являются публикации ученых, а цитирование в научной литературе демонстрирует, что другие ученые активно используют этот вклад. Количество публикаций, цитирований и импакт-фактор журнала стали тем способом, с помощью которого ученые начали конкурировать друг с другом за рабочие места, финансирование и оценку их профессионального роста. Сегодня эти показатели широко используются для оценки научной продуктивности, качества исследований и их вклада в развитие общества. Каждое серьезное научное учреждение имеет набор продуктов Web of Science (WoS) для расчета импакт-фактора каждого научного журнала и цитируемости каждой опубликованной статьи в его базе данных. Однако, по мнению многих экспертов, несмотря на механическую объективность этих показателей, они имеют предел: например, количество цитирований ничего не может сказать о качестве и важности статьи. Статьи могут цитироваться по многим причинам (в том числе и потому, что они особенно плохие). Импакт-фактор журнала ничего не говорит о том, сколько цитирований имеет отдельная статья; всего лишь небольшая доля статей, опубликованных в журналах с высоким импакт-фактором, как правило, имеет большое цитирование. Тем не менее эти показатели остаются влиятельным элементом научного самоуправления.

Растущая конкуренция и давление принципа «публикуйся или погибнешь» могут противоречить объективности и целостности исследований, потому что заставляют ученых производить «публикуемые» результаты любой ценой. А статьи, сообщающие об отрицательных результатах исследований (которые не подтвердили проверенную гипотезу), будут с меньшей вероятностью опубликованы или процитированы. Между тем это - тоже результаты, на достижение которых были потрачены время и усилия. Таким образом, частота положительных результатов в литературе значительно увеличивается в конкурентной и «продуктивной»

среде. Что же случается с отрицательными результатами? Скорее всего, они не будут опубликованы или будут каким-либо образом превращены в позитивные с помощью, например, выборочной отчетности, повторной интерпретации или изменения методологии, анализа или данных [5].

Влияние публикационных метрик на научную политику и исследовательские приоритеты

Выше уже говорилось о том, что зависимость ученых от публикации и цитирования фактически предоставила издательскому бизнесу возможности значительного, но невидимого влияния на научную политику и выбор направлений исследований [7]. Основополагающая предпосылка научного самоуправления заключается в том, что научное предприятие лучше всего работает и вносит максимальный вклад в общество только в условиях изолированности от внешних воздействий. Приняв публикационные метрики в качестве инструментов оценки научной деятельности, научное сообщество преднамеренно отдает значительную часть своего самоуправления небольшому количеству издательских компаний, которые действуют в основном в интересах корпоративных акционеров, а не общества, которое финансирует исследования и ждет от них отдачи.

Особенно негативное воздействие оказывает такая оценка на развитие различных направлений в науке. Направления исследований, в которых можно быстро добиться результатов и опубликовать их, процветают, а направления, где ведется долгая кропотливая работа по сбору данных и их интерпретации, страдают. Так, в экологии технологически зависимые темы, например генетики и дистанционного зондирования, являются восходящими. Поскольку такое исследование использует эффективные технологии, оно требует минимальной затраты времени на проведение полевых работ, подготовку и анализ полевых образцов и данных, что, в свою очередь, позволяет быстрее опубликовать результаты и получить легкий доступ к высокоцитируемым журналам. (Однако ученые из менее развитых стран не имеют необходимого оборудования и технологий для этого вида работы.)

Привязка приоритетов исследований к охоте на публикации в журналах с высоким импакт-фактором и цитированием отрицательно влияет на все направления исследований. Особенно страдают полевые исследования, поскольку они зависят от многих факторов, в том числе временных, климатических и т.д. Многие полевые исследования включают работу, которую нужно выполнять в течение нескольких сезонов, чтобы определить изменчивость природы, например нетипичную погоду или распространение вредителей. Поэтому лабораторные исследования находятся в приоритете. Таким образом, публикационные метрики оказывают огромное, систематическое влияние на исследовательские приоритеты.

По мнению многих представителей научного сообщества, передача основного контроля над приоритетами научных исследований в руки издательской индустрии, нацеленной на прибыль, должна стать основанием для широкого протеста не только ученых, но и политиков и общественности. То, что этого не происходит, вероятно, отражает тот факт, что коммерческая модель хорошо использует преимущества универсальных научных норм.

Зависимость ориентации научных исследований от публикационной статистики проявляется по-разному в конкретных национальных контекстах, но всех ученых объединяет одна проблема: научные заслуги оцениваются частотой цитирования в журналах, созданных для совершенно других целей. Получается, что приверженность публикационным метрикам приводит к тому, что научными приоритетами начинают руководить коммерческие продукты, абсолютно не предназначенные для этих целей.

Ученые, занимающиеся исследованиями взаимодействия между наукой и обществом, давно заметили, что наиболее вероятно будут использованы те научные результаты, которые заслуживают доверия, актуальны и значимы для общества. Отношения между теми, кто создает знания, и теми, кто их использует, основаны на долгосрочных принципах взаимного доверия, они формировались в течение нескольких веков. Но сегодня всё время и усилия, которые ученые посвящали культивированию таких отношений, они тратят на гонку в написании и публикации большего количества статей. А работа, направленная на развитие связей между наукой и обществом и обеспечение социальной ценности исследований, не учитывается и не ценится и даже постоянно наказывается в системах, построенных вокруг публикаций и цитирования.

Олигополия

В дополнение к формированию содержания науки исследовательская политика, нацеленная на количественную оценку, способствует развитию олигополии издательской индустрии, которая подрывает принцип свободного доступа пользователей к опубликованным результатам исследований. В итоге сложилась иерархия научных журналов, основанная на показателях импакт-фактора; горстка крупных корпоративных издателей заняла надежные позиции и владеет престижными журналами, в которых и должны непременно публиковаться ученые [6]. Например, в своем отчете за 2018 г. корпоративная группа RELX Group - владелец издательства Elsevier, баз данных Scopus (конкурента WoS) и ScienceDirect, а также престижных журналов Cell и The Lancet - отмечала, что ее научное, техническое и медицинское подразделения организовали «обзор, редактирование и распространение 18% мировых научных статей» [7, p. 39].

Нет более дисфункционального рынка, чем рынок академических публикаций. Как уже указывалось выше, схема очень проста. Университеты нанимают ученых, которые проводят исследования, оплачиваемые правительствами и другими сторонними спонсорами. Ученые пишут статьи, которые отдают издательствам бесплатно, чтобы опубликовать их в журналах, принадлежащих небольшому количеству компаний. Многие ученые бесплатно работают рецензентами в этих же журналах и являются членами редколлегий. Таким образом, они обеспечивают бесплатную рабочую силу для работы, которая требует максимального количества усилий, опыта и знаний. А университетские библиотеки вынуждены платить любую цену, которую только потребуют издатели, чтобы получить доступ к результатам исследований ученых.

Как правило, маленькая горстка корпоративных издателей (например, Elsevier, Springer Nature, Taylor and Francis) владеет ведущими журналами в рамках какой-либо дисциплины. Эти издатели имеют достаточный контроль над рынком, чтобы подписка на их журналы стала почти обязательной для библиотек, обслуживающих исследовательское сообщество. Издатели активно используют эту власть над рынком в своих интересах, ведя переговоры с библиотеками и другими институциональными подписчиками. Вместо того чтобы предлагать индивидуальные подписки на журналы, крупные издатели и контент-провайдеры обычно предлагают библиотекам подписку на пакеты журналов. И библиотеки вынуждены оплачивать подписку на пакеты, содержащие сотни или тысячи названий, чтобы получить доступ к относительно малому количеству нужных им журналов. У библиотек есть возможность приобрести отдельные названия, но издатели устанавливают на них самые высокие цены.

Более того, некоторые издатели структурируют ежегодные пакеты подписок с целью наказать библиотеки, прерывающие подписку, они лишают библиотеки доступа к контенту, оплаченному ими в предыдущие годы. Таким образом, власть и контроль основных издателей научной литературы на рынке постоянно укрепляются, и со временем всё больше издательской индустрии поглощается немногими корпоративными издателями.

Предсказуемое последствие этих практик - необычайно высокие прибыли для корпоративных издателей и поставщиков данных. И то, что делает эту прибыль возможной, - это государственное финансирование самоуправляемых академических исследований. Создавая научное самоуправление вокруг публикационной статистики, ученые гарантируют издательской индустрии поставку субсидируемого государством контента, бесплатного труда для обеспечения его качества посредством экспертной оценки, а также то, что эти продукты вернутся в университеты, - они их купят.

Но не только это приводит к усилению власти издательской отрасли над наукой. Дело в том, что после Второй мировой войны сложилась ситуация, в которой сошлись потребности и интересы разных заинтересованных сторон - ученых, предпринимателей (ищущих прибыль в издательской деятельности) и библиотек (стремящихся управлять информацией). Эта ситуация и положила начало формированию дисфункционального рынка публикаций.

Зарождение наукометрии

Еще одной значимой фигурой, повлиявшей на отношения между наукой и издательским бизнесом и на количественную

оценку научной продуктивности, стал Юджин Гарфилд (Eugene Garfield) - американский ученый-лингвист, основатель Института научной информации США и один из основателей наукометрии и библиометрии. Он был создателем баз данных Web of Science и Science Citation Index, а также учредителем ежегодного отчета The Journal Citation Reports. Он является автором идеи показателя им-пакт-фактора журнала [7, p. 41].

Первым заметным нововведением Ю. Гарфилда стало создание Current Contents в 1957 г. - еженедельного периодического издания, содержащего оглавления из отобранных свежих журналов, предметные и авторские указатели. По мере стремительного роста количества научной литературы этот еженедельник стал бесценным ресурсом для библиотек. Следующее нововведение Ю. Гарфилда - индекс цитирования, предложенный в журнале Science в 1955 г., - показатель, который позволил ученым отслеживать цитаты в статьях. Получив финансирование от Национальных институтов здравоохранения (НИЗ) и ННФ, Ю. Гарфилд смог проверить свои идеи с помощью Genetics Citation Index (1961) и Science Citation Index (1963). Результатом стала 864-страничная книга, содержащая список ссылок на все статьи, цитируемые в более 100 тыс. статей-источников в 613 журналах [7, p. 41].

Важно отметить два аспекта этого нововведения: 1) оно позволило проследить путь цитат из данной статьи, что со временем стало одним из центральных принципов в схеме оценки исследователя; 2) несмотря на то что возможности этого показателя казались впечатляющими, его объем и охват всё же были ограничены из-за технологий, использующих перфокарты, и значительных трудозатрат. К тому же базы данных Гарфилда в основном содержали англоязычные публикации. Ограничения этих баз стали более очевидными, когда Ю. Гарфилд решил на их основе создать новые продукты. Когда он пересортировал данные с целью создания The Journal Citation Reports, его новый продукт сохранил ориентацию на ресурсы английских журналов, а также журналов, цитирующих тех, кто входил в его первоначальную базу данных.

Следующим этапом было создание импакт-фактора журнала, который Ю. Гарфилд задумывал использовать как инструмент, помогающий не только ему решить, какие журналы добавить в Science Citation Index, но и библиотекам определить наиболее ценные журналы, на которые нужно подписаться. Расчет показателя импакт-фактора зависел от количества цитат из журналов его базы данных. Журналы, которые по любой причине не сильно цитировались журналами из его первоначальной базы, в том числе из стран и регионов с менее развитой научной системой, неизбежно отфильтровывались.

Когда научное сообщество признало эти показатели (количество публикаций, цитирований и импакт-фактор журнала) подходящими для оценки исследователей, разработанные Ю. Гарфил-дом и его коллегами метрики стали основными движущими силами мощной научной политики. Однако, по словам людей, хорошо знавших Ю. Гарфилда, у него и мысли не было о том, что разработанные им метрики станут в недалеком будущем инструментами оценки научных заслуг и продуктивности исследователей. Таким образом, карьерные пути университетских ученых, направления самой науки, оценка научной продуктивности стали полностью подчиняться разработанным метрикам и служить издательской индустрии, а не потребностям общества [7].

Заключение

В последние годы трения между научным сообществом и издательской индустрией усилились преимущественно из-за доступа к результатам исследований. Основная проблема возникает, когда библиотеки договариваются с издателями насчет открытого доступа к публикациям. Многие университеты и научные организации отказываются от подписок. Например, Общество Макса Планка отказалось от пакета подписки в Springer, когда издательство не захотело удовлетворить его потребности в публикациях открытого доступа. Подобным образом поступил и консорциум, представляющий 300 университетов Швеции, Германии и Франции: он отказался от подписки Springer Nature из-за аналогичных споров.

Исследовательские фонды последовательно подталкивают издателей к переходу на открытый доступ. Консорциум европейских спонсоров, в том числе Европейский исследовательский совет и Европейская комиссия, объявили так называемый «План S», согласно которому с 2021 г. все исследования, финансируемые

этим консорциумом, должны быть доступны через открытый доступ немедленно после публикации [7, p. 42].

И всё же издатели не сдаются. Они заявляют, что открыты для сотрудничества с исследовательским сообществом и могут принять любую модель платного доступа. Однако их действия за последние десятилетия показали их истинное лицо: например, как только научные организации начали расширять репозитории, содержащие результаты их труда, чтобы улучшить доступ, Elsevier купил BePress - самую популярную систему программного обеспечения, используемую этими хранилищами. Он также приобрел «Сеть исследований в области социальных наук» (SSRN) - интенсивно используемый репозиторий, облегчающий обмен препринтами и рабочими документами в социальных науках; Mendeley -социальную сеть, где делятся ресурсами исследователи; 1 Science -компанию, которая была основана с целью помочь научным организациям находить альтернативы открытого доступа.

Однако эти приобретения не всегда помогают сохранить полный контроль над научной литературой. Сторонние источники, такие как SciHub, ResearchGate и др., предоставляют альтернативный доступ к большей части научной литературы часто без разрешения со стороны издателей, которым ученые отдают свою интеллектуальную собственность. Они представляют явную угрозу для получения прибыли издателями. В ответ издатели объединились с целью создать программное обеспечение, которое будет направлять трафик через их сайты, чтобы сохранить рентабельность в условиях перемен в публикационном пространстве.

SciHub позволяет любому желающему загружать научные статьи бесплатно. Его создатель - Александра Элбакян из Казахстана - скрывается, потому что обвиняется во взломе и нарушении авторских прав в США. А. Элбакян считает, что наука должна принадлежать ученым, а не издателям. Она утверждает, что целью ее проекта было устранение барьеров на пути распространения научных знаний в обществе и сокращение цифрового неравенства. Наличие такой базы, как SciHub, должно стимулировать научные издательства переходить на модель открытого доступа. В письме в суд в свою защиту она сослалась на статью 27 Всеобщей декларации прав человека ООН, утверждающую право «участвовать в научном прогрессе и его преимуществах» [1].

Современная технологическая революция, возможно столь же значимая, как и изобретение печатного станка, может значительно увеличить влияние научных открытий. Однако ее достижения до сих пор не могут быть использованы в полной мере, поскольку блокированы издательской промышленностью, упорно цепляющейся за устаревшую, но очень прибыльную бизнес-модель, которая когда-то имела смысл, но теперь превратилась в высокий барьер на пути научного прогресса.

Список литературы

1. Aitkenhead D. Peter Higgs: I wouldn&t be productive enough for today&s academic system // The Guardian. - 2013. - 6 December.
2. Buranyi S. Is the staggeringly profitable business of scientific publishing bad for science? // The Guardian. - 2017. - 27 June.
3. Eisen M. Publish and be praised // The Guardian. - 2003. - 9 October.
4. Fages D. M. Write better, publish better // Scientometrics. - 2019. - Vol. 122, N 3. -P. 1671-1681. - DOI: https://doi.org/10.1007/s11192-019-03332-4
5. Fanelli D. Do pressures to publish increase scientists& bias? An empirical support from US states data // PLOS One. - 2010. - Vol. 5, N 4: e10271. - P. 1-7. - DOI: 10.1371/journal.pone.0010271.
6. Heckman J. J., Moktan S. Publishing and promotion in economics : The tyranny of the Top Five / Institute for new economic thinking - 2018. - 58 p. - (Working paper; N 82).
7. Neff M. W. How academic science gave its soul to the publishing industry // Issues in science and technology. - 2020. - Vol. 36, N 2, Winter. - P. 35-43.
8. Publish or perish : Editorial // Nature. - 2010. - Vol. 467, 16 September. - P. 252.
СИСТЕМА НАУКИ НАУЧНАЯ ПОЛИТИКА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОЦЕНКА РЕЗУЛЬТАТИВНОСТИ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ИЗДАТЕЛЬСКИЙ БИЗНЕС НАУЧНЫЕ ЖУРНАЛЫ БИБЛИОМЕТРИЯ НАУКОМЕТРИЯ ИМПАКТ-ФАКТОР ЖУРНАЛА НАУКОМЕТРИЧЕСКИЕ ПОКАЗАТЕЛИ
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты