Об истории криптографии в России

2012 Исторические очерки по дискретной математике и её приложениям №4(18)

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ ПО ДИСКРЕТНОЙ МАТЕМАТИКЕ И ЕЁ ПРИЛОЖЕНИЯМ

УДК 519.7

ОБ ИСТОРИИ КРИПТОГРАФИИ В РОССИИ1

Н. Н. Токарева

Институт математики им. С. Л. Соболева СО РАН, г. Новосибирск E-mail: tokareva@math.nsc.ru

Представлен материал по истории криптографии в России. До сих пор она остается мало изученной и во многом засекреченной; в то же время к ней наблюдается повышенный интерес. Кратко рассмотрен период с середины XVI века до настоящего времени. Иногда хронологический порядок изложения нарушается, внимание обращается к отдельным событиям и людям, повлиявшим на ход истории криптографии или своеобразно его отразившим.

В. И. Кривош-Неманич, Г. И. Бокий, В. А. Котельников.

Первые профессиональные криптографы на Руси появились при Иване Грозном (1530-1584). Они находились на службе в Посольском приказе, созданном им в 1549г. и отвечавшем за внешнюю политику страны. Криптографы разрабатывали так называемые «азбуки», «цифири», «цифры» или шифры, как они стали называться позднее. Сначала это были простые шифры замены.

Но все-таки, как отмечает в своей книге [43] исследователь истории шифровального дела Т. А. Соболева, первым из российских государей, осознавшим всю важность криптографии для безопасности страны, стал Петр I (1672-1725). Он поставил шифровальную службу действительно на профессиональную основу. С 1700 г. вся работа по созданию шифров, шифрованию и расшифрованию велась в цифирном отделении Посольского приказа, а позднее, с 1709г., — в Посольской канцелярии. Криптографическая служба в это время находилась под постоянным и непосредственным контролем государственного канцлера Гавриила Ивановича Головкина и вице-канцлера Петра Павловича Шафирова. Ими же заслушивались отчеты о перехваченных иностранных шифрах, что может свидетельствовать и о начале криптоаналитической деятельности. Затем криптографическая работа велась в Первой экспедиции Коллегии иностранных дел, где она стала строго регламентироваться и засекречиваться.

Типичным шифром того времени был шифр простой замены: каждая буква алфавита заменялась новым знаком, буквой или сочетанием букв. Кроме того, добавлялись «пустышки» —незначащие символы, а также вводились специальные обозначения для

часто употребимых в определенном контексте слов или словосочетаний (такой словарь назывался «суплемент»). Авторство некоторых цифирей принадлежало лично Петру I.

У Петра I имелся даже специальный блокнот с шестью шифрами, которыми он активно пользовался. Однако в переписке случались и некоторые казусы. В книге [43] приводится такой пример. Петр I часто употреблял французские шифры. В одном из писем фельдмаршал Г. Б. Огильви жаловался Головкину: «Французские цифирные грамотки нихто читать не может, тако не знаю, что на них ответствовать...» и писал напрямую Петру I: «...никого здесь нет, который бы французское ваше мог разуметь, понеже Рен ключ от того потерял... Изволте ко мне через цифирь мою писать, чтоб я мог разуметь...», на что Петр I отвечал: «Французскою азбукою к вам писали для того, что иной не было. А которую вы перво прислали, и та не годна, понеже так, как простое письмо, честь можно. А когда другую прислал, то от тех пор ею, а не французскою к вам пишем. А и французской ключ послан». Кажется, что потеря ключа в то время не сильно озадачивала переписчиков. Однако позднее к Огильви был приставлен А. И. Репнин, доверенное лицо Петра I, которому было поручено наблюдать за действиями фельдмаршала.

Методы шифрования и сама шифрованная переписка петровской эпохи наиболее полно представлены в многотомном издании «Письма и бумаги императора Петра Великого» (под редакцией А. Ф. Бычкова и И. А. Бычкова).

Криптографическую службу России продолжал курировать вице-канцлер. С 1725 г. этот пост занимал Андрей Иванович Остерман. При нем шифры становятся неалфавитными— кодируются уже комбинации букв, а в качестве шифробозначений теперь используются исключительно цифры. В 1741г. с приходом к власти Елизаветы Петровны (1709-1761) вице-канцлером и главным директором почт назначается Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. С его именем связано появление в России службы перлюстрации (тайного вскрытия почты). Осуществляется эта деятельность в «черных кабинетах» — тайных комнатах, имевшихся во всех крупных почтовых отделениях.

Вскрывать письма было непросто. Нужна была необыкновенная аккуратность и изобретательность. А иной раз ничего и не выходило. Например, об одной своей неудаче сообщал перлюстратор Ф. Аш в письме к Бестужеву-Рюмину: «...на письмах нитка таким образом утверждена была, что оный клей от пара кипятка, над чем письма я несколько часов держал, никак распуститься и отстать не мог. Да и тот клей, который под печатями находился (кои я хотя искусно снял), однако ж не распустился. Следовательно же я к превеликому моему соболезнованию никакой возможности не нашел оных писем распечатать без совершенного разодрания кувертов. И тако я оные паки запечатал и стафету в ея дорогу отправить принужден был...» [43]. Со временем в черных кабинетах появился целый штат сотрудников: одни вскрывали и запечатывали письма, другие прошивали их ниткой и подделывали печати, третьи копировали содержимое, четвертые переводили, пятые занимались дешифрованием и т.д. Их деятельность держалась в строгом секрете.

Государственные интересы оказывались выше доводов морали. И не только в России. Надо сказать, что в европейских странах черные кабинеты начали свою работу лет на сто раньше.

В 1742 г. на «особливую должность» в Коллегию иностранных дел был принят первый профессиональный криптоаналитик. Им стал математик Христиан Гольдбах (1690-1764), получивший через год первые успехи на новом поприще. Он дешифро-

вал ряд французских дипломатических шифров. Позднее криптоанализом занимались математики Ф. Эпинус и И. Тауберт; русские криптографы братья Ерофей и Федор Коржавины и другие [36].

С начала XIX века вся криптографическая деятельность, а также руководство службой перлюстрации осуществляются в Канцелярии только что созданного (1802г.) Министерства иностранных дел. Непосредственно руководит Канцелярией (с 1810 г.) статс-секретарь Карл Васильевич Нессельроде, позднее ставший министром иностранных дел и государственным канцлером.

К числу ярких успехов того времени относится дешифрование военной переписки Наполеона. Этот факт сыграл важную роль в исходе Отечественной войны 1812 г. и поражении наполеоновской армии.

— Нам очень сильно помогло то, что мы всегда знали намерения вашего императора из его же собственных депеш <...>

— Я считаю очень странным, что Вы смогли их прочесть. Кто-нибудь, наверное, выдал Вам ключ?

— Отнюдь нет! Я даю Вам честное слово, что ничего подобного не имело места. Мы просто дешифровали их.

(Из разговора, состоявшегося после войны между императором Александром I и командующим одним из корпусов армии Наполеона маршалом Макдональдом.)

Интересно, что выдающийся русский ученый Павел Львович Шиллинг (1786-1837)—электротехник, изобретатель первого электромагнитного телеграфа2 и электрической мины, собиратель ценнейших коллекций китайских и японских рукописей, ученый-востоковед, отважный военный, участвовавший в сражениях Отечественной войны 1812 г. и награжденный одной из самых почетных наград — саблей с надписью «За храбрость», блестящий игрок в шахматы, «весельчак, отличный говорун» и, кстати, петербургский знакомый А. С. Пушкина и К. Н. Батюшкова — был, кроме того, одним из крупнейших криптографов XIX века! И эта особая сторона его многогранной деятельности долгое время оставалась засекреченной. Даже сейчас она еще не исследована должным образом.

Рис. 1. П. Л. Шиллинг. Портрет и мини-потрет на советской марке

Известно, что с 1803 г. П. Л. Шиллинг работал в МИД, в которое он вернулся и после окончания Отечественной войны. Именно он организовал министерскую литографию — способ плоской печати, только что входивший в употребление в Европе. До этого шифрдокументы копировались от руки. С 1818 г. барон Шиллинг стал заведующим цифирной экспедицией Канцелярии МИД, занимающейся разработкой шифров. Ему принадлежит изобретение биграммного шифра, в котором шифровались не отдельные буквы, а их двойные сочетания, биграммы. При этом некоторые статистические зависимости снимались за счет того, что в биграммы объединялись буквы, находящиеся друг от друга на большом расстоянии [43].

Во второй половине XIX века криптографическая служба России перестала быть привилегией МИД и была создана еще в двух ведомствах: военном и Министерстве внутренних дел. Тем самым существенно расширялись сферы использования криптографии, ее значение в жизни государства неуклонно росло. Появилась классификация шифров по их назначению и области применения. Были выделены шифры военного ведомства (включая императорские), шифры жандармерии, гражданские шифры (например, Министерства финансов), агентурные шифры, предназначенные для связи с разведчиками.

Активно использовались биграммные шифры, введенные бароном Шиллингом; би-клавные шифры — шифры многозначной замены, определяемой двумя ключами (автор— барон Н. Ф. Дризен); шифровальные коды — шифры, использовавшие цифры в качестве шифралфавита; коды с перешифровкой.

Термины «шифр» и «ключ» тогда еще были синонимами. Ключом назывался, по сути, принцип шифрования сообщения, его алгоритм. Раскрытие ключа было равносильно гибели всей криптографической системы. Не так будет обстоять дело в XX веке, когда ключ станет сменной частью сложной криптосистемы. Раскрытие ключа не будет приводить к краху шифра, а будет означать лишь то, что ключ необходимо поменять.

Цифирный комитет устанавливал предельный срок действия каждого шифра в среднем от трех до шести лет. Но любопытно, что многие шифры использовались и по истечении их «срока годности», что, несомненно, сказывалось на тайне переписки. Кроме того, имели место серьезные нарушения. Так, представлялось возможным снова использовать скомпрометированные шифры в других регионах или спустя некоторое время. Например, русский биграммный ключ №356 использовался почти 25 лет! История его такова. Он был введен в действие в 1869 г. «в консульствах на Востоке». В 1888 г. его экземпляр был украден из Российской миссии в Пекине. Вследствие этого шифр был выведен из употребления, но лишь на некоторое время. Несмотря на очевидность компрометации, в начале 90-х годов XIX века шифр вновь ввели в действие, но уже в другом регионе. Он был направлен в Амстердам, Гаагу, Берн, Женеву, Стокгольм и другие города. В 1898 г. произошла еще одна компрометация этого шифра: один его экземпляр был потерян начальником Адриатической эскадры. Вероятно, именно это событие, как пишет Т. А. Соболева [43], наконец заставило руководителей шифрслужбы окончательно изъять ключ № 356 из употребления. В соответствующем заключении было указано: «вследствие почти 1/4-векового всемирного использования». Лучше и не скажешь.

Но в целом криптографическая служба России в то время находилась на достаточно высоком профессиональном уровне. Очень быстро и эффективно работали черные

кабинеты. «Сохранить тайну шифра в Петербурге особенно трудно», — отмечал канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк [13].

Один из бывших сотрудников спецслужбы перлюстратор С. Майский вспоминал: «Иностранная дипломатическая переписка попадала в руки российских специалистов практически полностью. „Черные кабинеты“, разумеется, существовали везде, даже в самых демократических республиках Америки и Старого Света. Но справедливость требует сказать, что нигде в мире „черный кабинет“ не работал так чисто, как в России, и в особенности в Петрограде» [13].

Интересно, что император Александр III в течение всего своего правления отказывался читать выписки из писем, добытые в черном кабинете. После вступления на престол и знакомства со службой перлюстрации он заявил: «Мне этого не нужно». Не так поступали другие императоры.

В Военном ведомстве второй половины XIX века чаще всего использовались «словарные ключи». Работали они так. Составлялся словарь небольшого объема (до 1 000 словарных величин), каждому слову которого соответствовал код — трех- или четырехзначное число. Шифрование велось непосредственной заменой по словарю. Такие «военные ключи» действовали длительное время, при этом относительно часто менялся словарь.

Подобными (словарными) шифрами пользовался и Николай II. Примечательно, что словари Его Императорского Величества, предназначенные для деловой переписки, содержали множество слов с эмоциональной окраской. Например, такие: «бескорыстный», «безотрадный», «благородный», «болезненный», «ни под каким видом», «молва», «нелепый», «неправдоподобный» и др. [43].

Особое положение занимали агентурные шифры, использовавшиеся разведчиками и агентами царской охранки. Одним из основных требований, предъявляемых к таким шифрам, была «скрываемость», «безуликовость» их документации. Ключ должен был запоминаться или легко извлекаться из «окружающих предметов» (например, распространенных книг), наличие которых никак не компрометировало агента. Сам процесс шифрования должен был быть быстрым и простым. К числу таких шифров относились варианты шифра Цезаря, книжные шифры, шифры перестановок.

Книжный шифр при правильном использовании мог быть действительно очень надежным и безуликовым. Выбиралась определенная книга, в которой номера страниц, строк и букв в строках служили шифробозначениями для шифруемых букв. Подобные шифры массово использовались и в русском подполье конца XIX века. Однако сотрудники «черных кабинетов» обнаружили несколько «зацепок» к раскрытию таких шифров. Оказалось, что корреспонденты предпочитали находить в книгах буквы, стоящие неподалеку от начала строки или страницы. Так, подсчет номера буквы занимал меньше времени, да и риск ошибки был ниже. А вот редкие буквы обычно имели большие номера, так как в начале строк они попросту не попадались. Другой «зацепкой» было изъятие и внимательное изучение личной библиотеки каждого подозреваемого.

Подробнее о российской криптографии XIX века и начала XX века можно прочитать в [6-10, 14-21].

В 1898 г. сотрудник российской криптографической службы, коллежский регистратор Владимир Иванович Кривош (1865-1942) был послан в Париж для изучения иностранного опыта в делах перлюстрации. В том числе устройства местного черного кабинета.

Любопытно описание этого учреждения, которое приведем по книге [43]. «Парижский черный кабинет был устроен аналогично петербургскому. Эта „секретная часть“ находилась в частном доме. Официальная вывеска на нем гласила, что здесь располагается землемерный институт. Один из служащих „секретной части“ действительно знал толк в лесоводстве, и если какой-то частный человек туда забредал, то ему давалась вполне квалифицированная справка. В передней комнате, куда мог прийти с улицы кто угодно, на стенах висели карты, планы земельных участков, а на столах лежали свежие газеты и письменные принадлежности. Из этой комнаты была дверь в следующую, в которой также не было ничего секретного, но был шкаф, служивший дверью в третью комнату. Таким образом, чтобы пройти в действительно секретную часть, необходимо было идти через шкаф, зная, как его открыть (наступить одновременно на две дощечки на полу и нажать одно из украшений шкафа). Дверь автоматически сама запиралась за прошедшим через нее. В следующей комнате была перлюстрационная часть, имевшая сообщение пневматической почтой с главным почтамтом. Все прибывающие в Париж дипломатические пост-пакеты прежде всего отправлялись сюда. Здесь проводилась их регистрация и передача в кабинеты дешифровальщикам, занимавшимся с ними по двое. После дешифрования и фотографирования письма вновь заклеивались и отправлялись по той же трубе пневматическим способом на почтамт. Для президента ежедневно выпускался „листок“ со всеми полученными за сутки сведениями — нечто вроде дипломатической газеты».

Поездка не прошла даром. Вместе с французскими специалистами были раскрыты шифры, использовавшиеся Японией, Англией и Германией. В. И. Кривош, словак по происхождению, стал одним из ведущих российских криптографов. За предложенные им усовершенствования российской криптографической службы он получил орден Святого Владимира 4-й степени из рук П. А. Столыпина. Владимир Иванович постоянно приглашался для ведения заседаний государственных комиссий различного уровня секретности.

Удивительна судьба этого человека. В. И. Кривош родился в одной из деревень Австро-Венгерской монархии. Он рос вблизи строящейся железной дороги и мечтал: когда дорога будет достроена, он уедет в далекие края. Какими же суровыми и фантастическими они оказались...

Его родители были мелкими предпринимателями, которым хватило средств отправить на учебу только одного сына, Владимира. Его одаренность открыла ему поистине удивительные перспективы. Сначала были гимназии: немецко-словацко-венгерская и итальянско-хорватская. Потом с поразительной быстротой — Королевская Ориентальная Академия, Петербургский университет, парижская Сорбонна. В 1890 г. Владимиру Ивановичу 25 лет. Он блестяще образован, изучил математику и статистику, владеет пятнадцатью языками (к концу его жизни это число достигнет сорока!), написал диссертацию по арабской литературе и уже стал незаменимым российским специалистом в области криптографии и стенографии. Вскоре он становится Главным цензором газет и журналов Российской империи и занимает множество «особых» и «сверхсекретных» должностей. Царское правительство использует его талант в самых разных областях.

Однако в 1915 г. он попадает под подозрение в шпионаже. За этим следует разжалование и ссылка в Сибирь. И возвращение в революционный Петербург в 1917-м. Встреча и работа с В. И. Лениным, который зачисляет В. И. Кривоша в состав наркомата иностранных дел. Так начинается новый, советский, период его жизни.

А дальше, как пишет Любомир Гузи [23], исследователь жизни и творчества выдающегося криптографа, «жизненный путь этого человека напоминает шутку потерявше-

го всякую объективность биографа-графомана». Кривоша арестовывают: его прошлое дискредитирует советскую власть. Но расстрелять лучшего специалиста не решаются. Из тюрьмы он переводится на службу в разведку, потом становится переводчиком-дешифровальщиком Особого отдела ВЧК. Новый арест. И последовавший затем перевод в Спецотдел на разработку сложнейших шифров и их дешифрование. Вскоре «за принятие мер к выезду из страны» Кривош арестовывается и приговаривается к расстрелу. Но снова помилован. В мае 1922 г. — очередное освобождение и очередное назначение в контрразведку. Год спустя — опять арест «за несанкционированные контакты с представителями чехословацкой миссии». В тюрьме он ожидает то расстрела, то ссылки в лагерь. Кривош временно теряет зрение, но, когда оно возвращается, с радостью читает тюремную библиотеку и занимается переводами. Он приговаривается к 10-летнему заключению в концлагере, который ему разрешают выбрать самому — выбирает Соловки3. Главным образом потому, что первую волну заключенных составили преимущественно интеллектуалы бывшего режима.

На Соловках Кривош выбирает псевдоним «Тот, у которого ничего нет», что по-словацки звучит как «Нема нич». Он работает ботаником, зоологом, орнитологом, переводчиком, преподает иностранные языки, основывает оркестр, становится председателем научной комиссии по фауне и флоре Севера России.

Рис. 2. В. И. Кривош-Неманич, узник СЛОНа

В 1928 г. Кривош-Неманич выходит на свободу. Дома его встречает жена, которая не отказалась от мужа во время всех преследований. До 1936 г. этот удивительный человек (принявший фамилию Кирпичников) работает в Министерстве иностранных дел, но вернуться на словацкую родину ему не удается. Во время войны он живет в эвакуации в Уфе, где преподает иностранные языки. Умер Кривош-Неманич в августе 1942 г. Хоронил его сын, однако через несколько лет останки выдающегося криптографа царской и советской России были перемещены в братскую могилу, следы которой затерялись [45]...

Общий недостаточный уровень подготовки России к войне отразился и на работе криптографической службы.

В то время в российской армии практически отсутствовала надежная проволочная телеграфная связь, поэтому основное взаимодействие между частями велось по радиосвязи. Но никакого отлаженного механизма использования шифрованной радиосвязи не было. Вследствие беспорядка с распределением и согласованием шифров радиостанции часто «не понимали» друг друга. Им приходилось передавать свои сообщения открытым текстом...

«Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на Востоке, иногда лишь благодаря ему и вообще возможно было вести операции», — вспоминал немецкий военачальник М. Гофман, позднее — командующий германскими войсками на Восточном фронте.

«Русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в распоряжении австрийцев имеются такие же приемники, которые без труда настраивались на соответствующую волну. Австрийцы пользовались своими радиостанциями гораздо экономнее и осторожнее и, главным образом, для подслушивания, что им с успехом удавалось. Иногда расшифровка удавалась путем догадок, а иногда при помощи прямых запросов по радио во время радиопередачи. Русские охотно помогали „своим“, как они считали, коллегам» —из отзыва М. Ронге — начальника разведывательного бюро австрийского генштаба (см. [13]).

Все это очень грустно.

Ошибка с передачей специального военного шифра сыграла определенную роль в поражении армии А. В. Самсонова на Мазурских островах у Танненберга [43]. Во время восточно-прусской операции в августе 1914 г. две армии (Самсонова и Ренненкамп-фа), выступив до завершения мобилизации, должны были оттянуть на себя часть немецких сил, тем самым сорвав основное наступление Германии против Франции. Но сценарий реализовался другой. При взаимодействии двух армий оказалось, что в армии П. К. Ренненкампфа новый шифр уже получен, а старый уничтожен, а в армии Самсонова еще действовал старый шифр. Поэтому радиопереговоры между ними велись в открытую, чем не могло не воспользоваться немецкое командование. Кроме того, армия Самсонова не имела запасов телеграфной проволоки, командованию и разведке приходилось использовать для связи даже телефоны местных жителей. В то же время посылаемые приказы командующего фронтом о своевременном отходе армий к определенным рубежам просто не доходили до Самсонова. Его армия попала в окружение и героически сражалась, оставшись без какой-либо поддержки. К ней на помощь должна была прийти армия Ренненкампфа, но не пришла: по оценкам историков, это было фактическое предательство. В результате армия Самсонова была уничтожена. Потери составили десятки тысяч убитыми, ранеными и пленными [43]...

В сентябре 1914 г. российскому командованию все-таки удалось обеспечить войска шифровальными средствами. Однако новый шифр был без труда раскрыт дешифровальной службой Австро-Венгрии уже через пять дней после его введения! Наши противники бесперебойно читали шифрпереписку русской армии. Потом они настолько привыкли к этому, что даже не отдавали приказов до тех пор, пока не получали очередной порции информации от своих дешифровальщиков.

В целом «войну в эфире» мы проиграли. Причинами этого послужили плохая организация шифрованной радиосвязи царских армий, слабость российских шифров и нарушения в их использовании. К этому необходимо добавить и то, что до войны в России не существовало военных дешифровальных отделений (они были только у Франции и Австро-Венгрии). Когда такие отделения были созданы, им не хватало со-

ответствующих специалистов и оборудования — например радиостанций пеленгации и перехвата.

Отметим и ряд успехов нашей криптографической службы. Перед войной и во время войны дешифровальная служба МИД работала довольно результативно. Ею читалась переписка многих иностранных государств (в первую очередь Австрии, Германии, Болгарии, Италии, Турции и др.). Позднее число перехваченных и дешифрованных телеграмм снизилось в связи с тем, что Германия и Австро-Венгрия стали чаще использовать телеграф, а не радиосвязь. В недавно созданных военных дешифровальных отделениях достаточно быстро вскрывались ключи немецкого морского шифра, что позволяло читать немецкие сообщения и приказы.

К числу успешных относится и операция по захвату кодовых книг с затонувшего немецкого крейсера «Магдебург» в 1914 г.

Приведем эту историю, следуя книге [13]. «В августе 1914 года наскочил на мель в восточной части Балтийского моря у острова Оденсхольм легкий немецкий крейсер „Магдебург". Русские моряки сумели достать с этого крейсера кодовые книги ВМС Германии. Для того чтобы скрыть факт захвата кодовых книг с „Магдебурга" от немцев, русские провели следующую операцию. Немцы не знали, что командир „Магдебурга" Хабенихт при аварии был тяжело ранен и умирал в госпитале. В операции было решено использовать двойника командира немецкого крейсера. В Шлиссельбурге под охраной жил офицер русского флота И. И. Ренгартен. Он свободно говорил по-немецки и был внешне похож на Хабенихта. Как и рассчитывало русское командование Балт-флотом, немцы сумели выйти с ним на связь. Это было сделано с помощью немецких газет, которые „командир“ заказывал в шведском посольстве. Над буквами одной из статей Ренгартен обнаружил еле видные точки. Помеченные буквы складывались в следующий текст: «Где книги? Если уничтожили их, сообщите так: если утопили, попросите журнал „Иллюстрированные новости", если сожгли, то „Шахматный журнал Кагана“ —номер, соответствующий номеру котла на „Магдебурге"». Ренгартен заказал „Шахматный журнал Кагана“ номер 14. Именно в этом котле крейсера русскими были сожжены фальшивые кодовые книги и подлинные обложки в свинцовом переплете. На следующий день к сидящему на камнях „Магдебургу“ подошла немецкая подводная лодка. Высадившаяся из нее на крейсер группа извлекла пепел от „сгоревших кодовых книг“, остатки переплета и кожи от обложек. Русские подводную лодку „не заметили". Так немцы убедились в том, что кодовые книги с „Магдебурга“ уничтожены. В результате свой код они не сменили» [13].

Для России это был большой успех. Захваченными шифрами русские поделились с англичанами. Уинстон Черчиль, получивший доступ к этим документам, назвал их «бесценными». Англичане эффективно использовали русский подарок. Они не только дешифровывали ценные телеграммы, но и посылали сообщения от имени германского командования. Одно из таких сообщений привело к крупной победе англичан на море: была уничтожена немецкая эскадра под командованием генерала Шпее осенью 1914 г. недалеко от Южной Америки.

Глубокий кризис, который переживала российская криптографическая служба, особенно остро ощущался самими криптографами. Многие из них искренно переживали за судьбу не только своей службы, но и России в целом. Юрий Александрович Колемин, управляющий шифровальной частью МИД, писал в своей докладной записке министру иностранных дел С. Д. Сазонову о необходимости немедленной реорганиза-

ции криптографической службы, находящейся, по его словам, «на грани крушения». Он писал о ничтожных окладах ее сотрудников, об их «второсортном положении», а по сути об их ненужности государству. «На каком именно основании, — пишет Колемин, — они должны чувствовать солидарность с интересами своего дела?», ведь «добросовестность нельзя безнаказанно эксплуатировать». В его записке встречаются такие слова, как «крах», «безнадежность», «банкротство»... Пользуясь активной поддержкой своих служащих, он предлагает организацию нового Отделения, детально разрабатывает принципы его устройства, вкладывает в это дело «всю свою душу»! Но этим планам не суждено было реализоваться. На пороге стоял 1917 год. И история начиналась совсем другая.

По ночам Самбикин долго не мог заснуть от воображения труда на советской земле, освещённого сейчас электричеством. Он вставал с кровати, зажигал свет и ходил в волнении, желая предпринять что-либо немедленно. Он включал радио и слышал, что музыка уже не играет, но пространство гудит в своей тревоге, будто безлюдная дорога, по которой хотелось уйти.

А. Платонов. Счастливая Москва

Пятого мая 1921 г. при ВЧК был создан Спецотдел, заведовавший криптографическими делами. Отдел находился на особом положении: его действия координировались непосредственно Политбюро. Распоряжения Спецотдела по всем вопросам шифрования были обязательными к исполнению всеми ведомствами РСФСР. Возглавил новую криптографическую службу Глеб Иванович Бокий (1879-1937), соратник В. И. Ленина.

Об этом человеке трудно найти какую-либо информацию. Особенно непротиворечивую. Историк Т. А. Соболева в своей книге [43] пишет: «Даже в моем собственном окружении, в той самой службе КГБ, которая была детищем Бокия и которую он возглавлял 17 лет, о нем почти никто ничего не знал».

Рис. 3. Г. И. Бокий

Дворянин Г. И. Бокий вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП) в 1900 г. Кстати, его партийный билет был номер 7. «Бокий, как и Сталин, в предреволюционный и революционный период входил в ядро, руководящую верхушку большевистской партии» [43]. На протяжении 20 лет (с 1897 по

Максим Горький писал о нем так: «Человек из породы революционеров-большеви-ков старого, несокрушимого закала. Я знаю почти всю его жизнь, всю работу и мне хотелось бы сказать ему о моем уважении к людям его типа, о симпатии лично к нему. Он, вероятно, отнесся бы к такому „излиянию чувств“ недоуменно, оценил бы это как излишнюю и, пожалуй, смешную сентиментальность» [22].

В советский период Г. И. Бокий не только руководил Спецотделом, но и был членом ВЧК, затем коллегии ОГПУ и НКВД, входил в состав «троек» ОГПУ. Он был одним из активных создателей системы ГУЛАГ, в частности уже упоминавшегося Соловецкого лагеря. Именем Бокия был назван пароход, в трюме которого в Соловки привозили новых заключенных. Известный советский ученый-филолог Дмитрий Сергеевич Лихачев, узник Соловков, вспоминал свою поездку на пароходе так: «Вывели нас на пристань с вещами, построили, пересчитали. Потом стали выносить трупы задохшихся в трюме или тяжело заболевших: стиснутых до перелома костей, до кровавого поноса...» [33]. А однажды на пароходе прибыл и сам «куратор Соловков». Но это был его рабочий визит. Заключенные лагеря сочинили тогда такие строки [45]:

«В волненье все, но я спокоен.

Весь шум мне кажется нелеп:

Уедет так же, как приехал,

На „Глебе Боком“ — Бокий Глеб».

На службе у Бокия работали некоторые криптографы царской России. Был здесь В. И. Кривош-Неманич, И. А. Зыбин, дешифровавший в свое время переписку Ленина, И. М. Ямченко, бывший начальник врангелевской радиостанции. В создании службы участвовали и люди, ранее не работавшие в области шифрования. Зять Бокия, писатель Лев Разгон, вспоминал: «В спецотделе работало множество самого разного народа, так как криптографический талант — талант от Бога. Были старые дамы с аристократическим прошлым, был немец с бородой почти до ступней» и множество других непонятных людей.

К работе на Спецотдел Бокий привлек и ученого-мистика А. Барченко, исследовавшего биоэлектрические явления в жизни клетки, в работе мозга и в живом организме в целом. Свои лабораторные опыты Барченко совмещал с должностью эксперта Бокия по психологии и парапсихологии. В частности, им разрабатывалась методика выявления лиц, склонных к криптографической работе. Ученый выступал консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, гипнотизеров и прочих людей, утверждавших, что они общаются с призраками. С конца 1920-х годов Спецотдел активно использовал их в своей работе. Как отмечается в книге [37], исследования и методика Барченко применялись и в особенно сложных случаях дешифрования вражеских сообщений — в таких ситуациях проводились сеансы связи с духами.

Первый успех новой криптографической службы относится к 1921 г.: был раскрыт немецкий дипломатический код. С этого времени и вплоть до 1933 г. контролировалась переписка многих линий дипломатической связи Германии и ее консульств в СССР.

С 1921 г. читалась переписка внутренних линий связи Турции. В 1924 г. были вскрыты два шифра польского разведотдела генерального штаба, которые использовались для связи с военными атташе в Москве, Париже, Лондоне, Вашингтоне и Токио. В 1927г. началось чтение японской переписки, в 1930 г. — переписки некоторых линий связи США. Разрабатывались коды и других стран.

Одновременно со «взломом» чужих шифров шла напряженная работа по созданию своих. В 1924 г. на основе 52 различных шифров был создан так называемый «русский код», дешифровать который не удалось никому. В литературе по истории криптографии об этом коде нет информации. По одним источникам, «на десятилетия он стал основным шифром для всех служб СССР», по другим — такого кода никогда не было.

Несмотря на большой спектр решаемых задач, спецотдел в ВЧК, а затем в ОГПУ был в их структуре самым засекреченным. Его сотрудникам запрещалось даже родным говорить, где они работают.

В 30-е годы руководство криптографической службой сменилось, а Глеб Бокий был расстрелян.

Его жизнь окружена множеством легенд. Кто-то их подтверждает, кто-то яростно опровергает. Часто говорится о связи Г. И. Бокия с представителями тайных обществ,

о его поисках Шамбалы — страны вечных мудрецов, по преданию, затерянной где-то в Азии. В 1925 г. он даже планировал туда научную экспедицию, но запретило Политбюро.

Одни считали Бокия «страшным человеком», устраивавшим тайные оргии на своей даче. Вспоминали, что некоторые сотрудники спецотдела, принимавшие в них участие, потом заканчивали жизни самоубийством. Атмосферу созданной им «дачной коммуны» сравнивали с атмосферой Великого бала у сатаны в романе его современника М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Только в действительности, вспоминали очевидцы, было еще страшнее. Другие с возмущением отвергали подобные «байки», считая их «версией, которую пустили в обиход после ареста Бокия». Эти люди вспоминали Бокия как «интеллигентного и весьма скромного человека, никогда и никому не пожимавшего руки и отказывавшегося от всех привилегий». Как человека, который «на сделку с совестью не шел никогда».

В этом и следующих разделах речь пойдет о методах секретной связи и криптографии в СССР во время Великой Отечественной войны и в период подготовки к ней