Спросить
Войти

Геоэкономическая система мироустройства и Россия

Автор: указан в статье

УДК 330.88

Неклесса А. И. \ заместитель генерального директора НП Института экономических стратегий (ИНЭС), г. Москва

ГЕОЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА МИРОУСТРОЙСТВА И РОССИЯ

Сегодня перед Россией как никогда остро стоит проблема преимущественной ориентации в связях с внешним миром. Само геостратегическое местоположение России между Западом и Востоком предопределяет особенность ее развития, противоречивость ее судьбы. На эту особенность указал еще наш первый «геополитик» Петр Чаадаев: «Стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтем в Китай, другим в Германию, мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы — воображение и рассудок — и совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара. Но не такова эта роль, определенная нам провидением». Какова же эта роль? — вопрос, который требует ответа и будоражит умы наших соотечественников.

О геоэкономическом мироустройстве и будущем России, которое необходимо строить исходя из тех тенденций, которые складываются в мировой практике, на страницах журнала рассуждает Александр Иванович Неклесса, Председатель Комиссии по социокультурным проблемам глобализации и член Бюро Научного совета «История мировой культуры» при Президиуме РАН, профессор кафедры геоэкономики Академии геополитических проблем.

Вначале XX века индустриальная экономика пережила стремительный взлет, вызванный научно-технической революцией и новыми формами организации труда. Но обильное количество «дешевых вещей», не уравновешенное платежеспособным спросом, привело к затяжному кризису перепроизводства. Стало оче1 Неклесса А. И. — заместитель генерального директора Института экономических стратегий (ИНЭС), директор Центра геоэкономических стратегий ИНЭС (ЦГС ИНЭС).

Действительный член Философско-экономиче-ского ученого собрания МГУ им. М. В. Ломоносова, заведующий лабораторией геоэкономического анализа ИАФ РАН, член Бюро научного совета «История мировой культуры» при Президиуме РАН, председатель комиссии по социокультурным проблемам глобализации.

видным, что социальные, экономические и политические механизмы нуждаются в серьезной модификации, причем в глобальном масштабе. Прежнее разделение планеты мировыми империями (зональная глобализация) должно было уступить место новому поколению технологий глобального управления.

В течение столетия возникают различные версии организации нового порядка на планете (коммунистический, национал-социалистический, корпоративный, неолиберальный эксперименты). Влиятельные позиции в обществе занимает класс управленцев (новый класс); складывается слой платежеспособных потребителей сложных изделий и услуг (средний класс); утверждается новая социальная среда (общество массового потребления).

А доминантные ранее формы общественного сознания (протестантская этика), сдерживавшие инстинкты избыточного потребления товаров и услуг, уступают место гедонистически ориентированному мировоззрению, ставящему во главу угла комфорт и безопасность. Параллельно получает развитие, причем в широком диапазоне, индустрия деструкции материальных ценностей: от изощренных и агрессивных концепций моды (искусственное потребление) до высокотехнологичных войн.

Физические и экологические ограничения, налагаемые природой на интенсивное потребление ресурсов, также начинают вызывать обеспокоенность, отразившуюся в попытках спроектировать альтернативную стратегию глобального развития (устойчивое развитие). Опасения, однако, были в значительной мере преодолены за счет интенсивного развития нематериального производства, становления всего корпуса постиндустриальной экономики. Сервисная экономика высокопрофессиональных услуг, цифровая экономика (digital economy) и экономика знаний (knowledge-based economy) резко расширили горизонт, деформированный проблемой «пределов роста» природозат-ратной экономики.

Инновационная экономика заметно ослабляет значение этих ограничений. Экономика информационная их практически не имеет. По мере ее экспансии потребление природных ресурсов не растет, а снижается: происходит миниатюризация и оптимизация промышленных механизмов, ряд открывающихся отраслей носит выраженный виртуальный характер. К тому же творческий дар в отличие от сырьевых и биосферных ресурсов имеет возобновляемый и неисчерпаемый характер.

Сегодня в мире очерчивается контур сложной, целостной планетарной композиции, объединяющей национальные хозяйства на основе новой формулы разделения труда. Мировая экономика долгое время являлась площадкой (объектом), на которой в качестве субъектов действовали государства. Однако к концу XX в. в результате формирования глобального рынка, краха альтернативной мировой (социалистической) системы качества генерального субъекта экономической мастерской постепенно переходят к транснациональной «штабной экономике», в то время как национальные хозяйства сопрягаются в геоэкономические регионы в зависимости от характера основных ресурсов и доминирующего типа деятельности.

В недрах глобальной экономики шаг за шагом выстраивается сложноподчиненная конструкция финансово-правового регулирования экономической галактики, соединяя в единое целое аграрные, индустриальные и постиндустриальные формы активности: добычу природного сырья и промышленное производство, производство «сырья» интеллектуального и высоких технологий, прочие материальные и нематериальные виды деятельности.

В результате на планете образовалась система геоэкономических регионов, связанных нитями ресурсных потоков и рентных (квазирентных) платежей. «Аналогия с империей в данном случае оправданна, потому что система мирового капитализма управляет теми, кто к ней принадлежит, и из нее нелегко выйти, — описывает создавшееся положение вещей хорошо разбирающейся в перипетиях финансово-экономического лабиринта интеллектуал-финансист Джордж Сорос. — Более того, она имеет центр и периферию как настоящая империя, и центр получает выгоды за счет периферии. Еще важнее то, что система мирового капитализма проявляет империалистические тенденции... Она не может быть спокойна, пока существуют какие-либо рынки или ресурсы, которые еще не вовлечены в ее орбиту. В этом отношении она мало чем отличается от империи Александра Великого или Аттилы Гунна, а ее

экспансионистские тенденции могут стать началом ее гибели»2.

Постиндустриальная среда, транснациональный характер рынка и новые средства коммуникации способствуют появлению нового поколения динамичных персонажей глобальной экономики. В том числе пестрого семейства амбициозных корпораций, осваивающих открывающуюся просторность и ее инновационные кладовые, энергично модифицирующих практику и обладающих подчас трансэкономическим целеполаганием. Широко используются при этом новоопоз-нанные ресурсы — скажем, такие формы капитала, как кадровый, интеллектуальный, символический, социальный, культурный, эффективно сочетающие хозяйственную активность с другими типами деятельности.

Геоэкономика как предмет исследования

Геоэкономика — направление социальных наук, сформировавшееся в середине ККв. на стыке экономики и политологии. В предмете геоэкономики просматривается несколько аспектов, объединяющих в единый комплекс вопросы экономической истории, экономической географии, современной мировой экономики и политологии, конфликтологии, теории систем управления. Геоэкономика изучает:

• географический императив, выражающийся в органичной связи экономики и пространства, во влиянии климатических и ландшафтных особенностей на формы и закономерности хозяйственной деятельности;

• «мощь и ее актуальный инструментарий» — происходящий сдвиг международных силовых игр из области военно-политической в область экономическую, порождающий особый тип конфликтов — гео2 Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М., 1999. С. 114.

экономические коллизии в глобальном контексте;

• политику и стратегию повышения конкурентоспособности государства в условиях глобализации экономики (унификации и поглощения мировой экономики «вселенским рынком», ее новой структурности);

• пространственную локализацию (географическую и трансгеографическую) в новом глобальном универсуме различных видов экономической деятельности, новую типологию мирового разделения труда;

• слияние политики и экономики в сфере международных отношений, формирование на данном базисе системы стратегических взаимодействий и основ глобального управления.

Наблюдения о связи экономики, истории и географического пространства можно встретить у самых разных ученых XIX — XX вв. в широком диапазоне от Фрица Рёрига и Фридриха Листа («автаркия больших пространств») до Фернана Броде-ля («миры-экономики») и Иммануила Вал-лерстайна («мир-системный подход»).

Общее понятие о предмете геоэкономики первоначально возникает в русле геополитических для фиксации реалий, относящихся к экономическим аспектам данного направления социальных исследований. Очевидно, что экономика Европы и экономика тропической Африки, равно как экономика стран континентальных и стран прибрежных в своих существенных характеристиках типологически различны. Так, развитие товарного производства в умеренных широтах стимулировалось сезонным циклом сельскохозяйственной активности и необходимостью складирования собранных продуктов, в то время как экономика тропической зоны не имела столь выраженной цикличности, а складское хранение заменялось поддержанием экологического баланса определенных растительных зон. В трудах геополитиков отмечалось также отличие базовой экономической модели «Rimland» (ориентированной на широкий товарообмен) и «Heartland» (в большей мере нацеленной на самообеспечение).

Геоэкономика как самостоятельное понятие и направление исследований возникло в 40-е гг. XX в. (Чарльз Колби, Гриффит Тейлор, Маурицио Пармели), частично как попытка избавиться от отягощенного одиозными ассоциациями понятия геополитики, активно использовавшегося в нацистской Германии. Однако геоэкономика очертила несколько иное предметное поле, нежели геополитика, взяв от последней, однако, целостный, структурный подход к рассмотрению социальной реальности и политической динамики. В дальнейшем отдельные (немногочисленные) работы по геоэкономике выходили в странах Третьего мира и Южной Европы.

В генезисе современного понимания геоэкономики, сформировавшегося к концу XX в., просматривается определенная преемственность с подходами и инструментарием геополитики, что не в последнюю очередь связано с господствующими умонастроениями рубежа 1980 - 90-х гг. В те годы многие исследователи прогнозировали смещение силовых игр наступающей эпохи из военно-политической сферы в экономическую и эскалацию нового типа конфликтов — геоэкономических коллизий, развивающиеся в контексте международных отношений.

Подобный концепт был положен в основу статьи американского ученого Эдварда Люттвака «От геополитики к геоэкономике: логика конфликта, грамматика торговли», опубликованной в журнале "National Interest" летом 1990 г. Люттвак противопоставляет в ней геополитику с ее акцентом на использование военной мощи для достижения внешнеполитических целей геоэкономике как политике, ориентированной на победу в экономическом состязании. Следует упомянуть также работы Эндрю Лейшона и Уильяма Нестера.

В Европе концепция геоэкономики в те же годы активно разрабатывалась в Италии генералом Карло Жаном, опубликовавшим, в частности, в начале 1991 г. статью «Геоэкономика: инструментарий, стратегия и тактика», несущую отпечаток геополитических конструктов и военно-стратегического стиля мышления автора. По мнению генерала Жана, геоэкономика основывается не только на логике, но и на синтаксисе геополитики и геостратегии, а в более широком смысле — и на всей практикологии конфликтных ситуаций. В целом, в трудах итальянских ученых (К. Жан, П. Савона, С. Фиоре, Ф. Бруни Рочча) под геоэкономикой понимается дисциплина, изучающая те аспекты международной конкуренции, где главными действующими лицами выступают не корпорации, тресты или банки, а государства3.

В России разработка геоэкономического инструментария исследователями и освоение геоэкономического подхода государственными учреждениями начались непосредственно после распада СССР. Российская концепция геоэкономики при этом в значительной мере отошла от прочтения предмета в русле идей геополитики и конфликтологии. Геоэкономика понимается скорее как пространственная локализация типов экономической деятельности в глобальном контексте и связанная с этим феноменом новая формула мирового разделения труда, а также как слияние политики и экономики в сфере международных отношений, формирование на этой основе системы стратегических (глобальных) взаимодействий.

Данное направление, тесно связанное с развитием процессов глобализации, активно развивалось в 1992 - 1993 гг. в Главном управлении стратегического анализа развития внешнеэкономической дея3 См.: Жан К., Савона П. Господство экономического пространства. Пер. с ит. Г. П. Кисилева, И. О. Смагина. М.: Нево, 1997.

тельности МВЭС РФ (А. И. Агеев, А. И. Не-клесса, В. И. Юртаев4). Геоэкономический подход углублялся в теоретическом отношении (разработка формальной схемы геоэкономического атласа мира) и применялся на практике при планировании стратегии ВЭД (внешнеэкономической деятельности) России как в целом, так и в ее региональных и отраслевых аспектах. Геоэкономические реалии учитывались, в частности, при разработке концепции ТКС (транспортных коммуникационных систем) и сравнительном анализе достоинств и недостатков широтных систем «Восток - Запад» и меридиональных — «Север - Юг»

(1992), они обсуждались при формулировании «Основных положений внешнеполитической стратегии Российской Федерации»

В настоящее время в российской геоэкономике доминируют две исследовательские модели:

а) гексагональная конструкция глобального геоэкономического универсума А. И. Неклессы5;

б) понимание геоэкономики Э. Г Кочето-вым6 как политики и стратегии повышения конкурентоспособности государства в новом глобальном контексте.

4 См., например: Агеев А. И. Россия в пространстве и времени: стратегии и циклы. СПб.: СПбГУП, 2005; Кузык Б, Агеев А., Доброчеев О., Куроедов Б, Мясоедов Б. Россия в пространстве и времени (история будущего). М.: ИНЭС, 2004; Попов А. К, Юртаев В. И. Глобализация: битва двух парадигм. М.: ИНЭС, 2000; Неклесса А. И. Люди воздуха, или кто строит мир? М.: ИНЭС, 2005; и др.
5 См., в частности: Неклесса А. И. Четвертый Рим. Глобальное мышление и стратегическое планирование в последней трети XX века. В кн.: Российские стратегические исследования. Антология. М.: Логос, 2002.
6 См.: Кочетов Э. Г. Геоэкономика и стратегия

России. Истоки и принципы построения внешнеэкономической доктрины. М.: Московский общественный научный фонд, 1997; Кочетов Э. Г. Геоэкономика. Освоение мирового экономического пространства. Учебник. М.: Норма, 2006.

Высокие геоэкономические технологии

Штабная экономика, формулирующая регламенты экономической механики, оперирует высокими геоэкономическими технологиями, которые не только обеспечивают значительную прибыль, но во многом предопределяют траектории ресурсных и финансовых потоков, картографию распределения и перераспределения мирового дохода.

Во-первых, это технология мировой резервной валюты, модифицированная в 1971 - 1973 гг. в виде феномена новых денег. В те годы Соединенные Штаты Америки — эмитент фактической мировой резервной валюты — окончательно отказываются от золотого паритета доллара, доведя, таким образом, исторический процесс порчи монеты до некоторого логического предела. Деньги приобретают своеобразный «алхимический» характер: их значение определяется, в конечном счете, символическим капиталом Соединенных Штатов Америки и их возможностями глобального управления, а не теми или иными материальными ресурсами.

Новые деньги — это деньги, которые не обеспечены драгоценными металлами, ликвидностью и т. п. Более того, не обеспечиваются они и достоянием государства. Так что обанкротить США невозможно именно потому, что страна является эмитентом новых денег. Иначе говоря, ей грозит лишь девальвация, на которой, как ни странно, страна не только ничего в финансовом плане не теряет, но даже получает прибыль. Потому что деньги «гниют», являясь объектом перманентной инфляции.

Обычная банковская технология действует следующим образом: человек или предприятие занимают деньги в банке и платят проценты. Но если эмитировать долговые расписки как универсальные деньги, все происходит с точностью до наоборот: вы занимаете деньги у мира, а мир платит проценты за то, что вы занимаете у него

деньги. Долларовые банкноты или соответствующие электронные платежи (расписки заемщика) предъявляются затем эмитенту (если предъявляются), скажем, в оплату его товаров уже обесцененными: процент инфляции из них автоматически вычтен. Иными словами, привычная банковская схема «кредитор — заемщик» меняется в данном случае на прямо противоположную: кредитор платит заемщику процент, равный проценту обесценивания ссуды.

Другая высокая геоэкономическая технология — глобальный долг. Генезис глобального долга относится приблизительно к тому же периоду. В 1973 г. разразился нефтяной кризис как результат «войны Судного дня» между Египтом и Израилем: в то время цены на нефть резко подскочили, доходы нефтедобывающих государств серьезно возросли и значительные объемы евродолларов7 вторглись в мировую финансово-экономическую систему.

Страны — экспортеры нефти, однако, не обладали инфраструктурой, способной абсорбировать избыточные финансы, поэтому не могли эффективно и производительно использовать свалившиеся богатство. Оставался единственный путь — поместить средства в банки, что эти страны и делают: переводят деньги в надежные западные банки. Те постепенно переполняются, кредит дешевеет, становится избыточным, деньги начинают «подгнивать», а когда деньги залеживаются, банковским учреждениям грозит банкротство. Инфляция в подобных условиях, само собой, растет, кредиты предоставляются все менее надежным заемщикам на менее выгодных для банков условиях. И, в конце концов, займы начинают даваться под проценты, практически, ниже уровня инфляции.

На данной стадии «кризиса финансового изобилия» ситуация была частично смяг7 Евродоллары — это не только доллары, которые имеют хождение в Европе, но и вся долларовая масса, находящаяся за пределами США.

чена пришедшимся примерно на те же годы процессом деколонизации, который стимулировал расширение пространства кредитных операций. В то время возникало множество государств, охотно бравших деньги, и не менее охотно и быстро их тративших: строили стадионы, дворцы, затевали престижные проекты, разворовывали, переводили средства из банка в банк. А когда наступал срок уплаты долгов, финансовые учреждения предоставляли новый кредит: на сей раз на погашение предыдущих.

К началу 1980-х гг. ситуация, однако, драматичным образом изменилась. В условиях нового повышения цен на нефть очередной виток инфляции потребовал принятия достаточно жестких мер, в том числе увеличения процентных ставок. Страны-заемщики прочно увязли в трясине долгов и многочисленных, нередко весьма дорогостоящих проектов. К тому же в индустриально развитых государствах к тому времени были задействованы финансово-экономические механизмы, позволявшие перераспределять геосферную ренту в свою пользу. Наконец, на роль крупнейшего заемщика стали претендовать Соединенные Штаты, столкнувшиеся в силу ряда обстоятельств с устойчивым ростом государственных расходов и бюджетного дефицита8. Оскудение кредитных рынков создало проблему выплат по ранее взятым обязательствам, ряд развивающихся стран начал ощущать последствия «дурной бесконечности потерянного десятилетия». Одновременно ужесточилась политика банковского сообщества, оказавшегося перед угрозой глобального дефолта. И действительно, первой его ласточкой стал долговой кризис 1982 г.

Спасением явился переход банковских учреждений к коллективным действиям.

8 Пришедшая к власти администрация Рейгана начала проводить политику, сопряженную с резким увеличением оборонных расходов, что вело к серьезному бюджетному дефициту США, являющихся, кстати, крупнейшим мировым должником.

(Не случайно рождение в том же году влиятельных организаций кредиторов — Парижского и Лондонского клубов.) Во главе комплексной стратегии оказались международные экономические организации: Международный валютный фонд и Всемирный банк реконструкции и развития, созданные в рамках Бреттон-вудской системы для других целей, но обретшие в конце 1970-х гг. второе дыхание, верно оценив открывшиеся перспективы. Основой стратегии стала реструктуризация задолженности стран-заемщиков, санация их финансового положения, сокращение бюджетного дефицита, а также структурная перестройка национальных экономик, сопряженная с широкой приватизацией, либерализацией цен и внешней торговли, ведущая к росту экспорта, а соответственно, и валютной выручки, необходимой для расчетов с кредиторами. В итоге мировая финансовая система устояла, однако глобальная экономика приобрела качественно иной облик.

При анализе технологий адаптации периферийных экономик к глобальному рынку — программ структурной перестройки9 и финансовой стабилизации — обращают на себя внимание следующие обстоятельства:

• во-первых, в отличие от прежних рецептов встраивания развивающихся стран в общую динамику мировой экономики (в русле «геокультуры развития») алгоритмы структурной перестройки были нацелены на создание жизнеспособной неравновесной, но устойчивой модели перераспределения мирового дохода.

Данная модель имеет весьма серьезные социальные следствия, связанные со сжатием внутреннего потребления в странах-должниках (и перераспределения активов в пользу кредитора), ибо радикальное уменьшение бюджетных расходов, конечно же, влияет на положение широких слоев населения;

9 Ср. англ. «structural adjustment», но adjustment — это не совсем «перестройка», скорее, «поднастрой-ка», прилаживание, адаптация.

• во-вторых, стабилизируя состояние финансовой среды и стимулируя ее развитие (формируя платежеспособный спрос на финансовые ресурсы/услуги), пакет реформ был призван решить и другую стратегическую задачу — обеспечить долгосрочную встроенность (adjustment) Юга в систему североцентричного глобального рынка в качестве ресурсно-сырьевой составляющей, выводя ситуацию пресловутых «ножниц цен» на качественно новый уровень.

Итак, в соответствии с технологией структурной перестройки в стране-реципиенте происходит оптимизация добычи полезных ископаемых; затем сырье выбрасывается в возрастающих количествах на рынок, а государство по логике данной технологии получает деньги, с помощью которых может выплатить задолженность. Спасая, таким образом, мировую банковскую систему от краха. Однако системные следствия от применения технологии структурной перестройки на этом не прекращаются. Все большее число стран начинает повышать экспорт сырья — ведь это их основной источник валюты, поэтому мировые цены на него снижаются. Сырья добывается больше, но доход от его продажи может и понизиться, а знаменитые «ножницы цен» (диспропорции в ценах на сырье и промышленные изделия) — возрасти.

Органичное в русле рассматриваемых реформ снижение либо полная отмена экспортных пошлин — помимо стабилизации долговой ситуации (или, быть может, правильнее сказать, перевода долгосрочной проблемы на хорошо обустроенную и уходящую в бесконечность колею) — формирует благоприятный торговый климат для стран — импортеров сырьевых продуктов. Тем самым, по сути, стимулируется сырьевой бум: когда существует изобилие дешевых ресурсов в силу естественного в подобных условиях падения цен, а распределение прибыли становится доходным занятием структур, контролирующих международные торговые операции.

При этом у стран-потребителей остаются рычаги для изменения в свою пользу схемы распределения геосферной ренты: за счет введения высоких импортных тарифов (под предлогом антидемпинговых процедур) либо в форме высокого налогообложения продуктов первичной обработки дешевого сырья (как бы выравнивая конечную цену продукта по высокой внутренней планке). А также и в форме потребления фактически бесплатных экологических ресурсов ввиду отсутствия глобального рыночного механизма в этой сфере.

Рассмотрим теперь технологию финансовой стабилизации. По своей сути это бюджетная операция, при помощи которой внутреннее потребление, т. е. расходные статьи бюджета, в особенности социальные (у которых к тому же заметно меньше лоббистов), начинают сокращаться. А образующийся профицит направляется на выплату внешней задолженности. Подчас данная расходная статья становится ведущей в национальном бюджете. Таким образом мировая банковская система не только вышла из кризиса, но сформировала систему перманентного долга, фактически, охватывающую весь мир.

И еще важное обстоятельство. В самой аксиоматике данной концепции реформ было заложено фундаментальное противоречие между стимулированием развития рыночной среды, национального частного сектора и внерыночным характером действий международных организаций, фактором их целенаправленного влияния на процесс принятия решений в странах-реципиентах. В результате, несмотря на декларируемые цели, фактический контроль за социально-экономической деятельностью зачастую переходил не столько к местному частному сектору, сколько к иностранным донорам и международным организациям, формируя контекст своеобразного северо-центричного «макроколониализма».

Еще один пример высокой геоэкономической технологии — управление рисками. Следует подчеркнуть, что управление рисками не сводимо к их страхованию, хотя последнее потенциально является весьма масштабным видом деятельности. Так, в 1997 г. на волне восточно-азиатского кризиса заговорили о страховании национальных и региональных рисков и о создании нового международного института предназначенного для данного вида деятельности.

Управление рисками ориентировано не только на снижение, но порой и на повышение их уровня. Сегодня по миру «мечется» довольно большое количество финансовых средств: по оценке Stanley Morgan, в более-менее свободном состоянии находятся суммы, приближающиеся к половине стоимости мирового продукта. А это как минимум 500 - 600 млрд долл., которые, словно стада бегущих бизонов, перемещаются по планете, потому что это «горячие» деньги, спекулятивные деньги, деньги, которые ищут применения. И в процессе их движения из региона в регион, из страны в страну позади остаются вытоптанные поля и руины брошенных на произвол судьбы хозяйств10.

Рассуждая о нарастающем искусстве управления кризисными ситуациями, следует, наверное, упомянуть также перспективы выстраивания глобальной налоговой системы (ее прообраз, кстати, проскользнул в схеме Киотского протокола). Наконец, отдельная тема — деструктивная пара-экономика, в рамках которой поля деятельности и доход образуются за счет декон10 Вот хроника кризисных ситуаций конца ХХ в.: 1994 - 1995 гг. — Мексика, 1996 г. — Бразилия, 1997 г. — Восточная Азия, 1998 г. — вновь Бразилия и Россия. В 1999 г. финансовые пертурбации сливаются с военно-политической составляющей управления кризисами: это Югославия, а в 2000 г. кризис переживает уже новая экономика США, особенно связанная и интернет-технологиями. С 2001 г. начинается XXI в., и

11 сентября критичность глобальной экономики перерастает собственно экономические рамки. Пространство актуального управления рисками перемещается на Большой Ближний Восток, а предметным полем геоэкономических операций становится курс доллара и цена нефти.

струкции, подчас высокоиндустриальной, результатов человеческой деятельности.

Состояние дел

Введение элементов глобального управления в современную экономику приводит к синтезу хозяйственных и властных функций, что отразилось в актуализации категории «геоэкономика», понимаемой как слияние политики и экономики, формирование на данной основе системы стратегических взаимодействий.

Действительно, экономика все чаще выполняет управленческие и властные функции, а власть соучаствует в решении экономических задач. И то, и другое нередко осуществляется за пределами национальных территорий. Постепенно корпус хозяйственной деятельности на планете — в процессе мирового разделения труда — приобретет черты целостной структуры, по-литэкономического организма, отдельные компоненты (члены) которого носят специализированный характер. Иначе говоря, современная экономическая практика транснациональна и глобальна, хотя и привязана к определенным географическим ареалам. Отсюда еще один из смыслов в содержании категории геоэкономика, фиксирующий пространственную локализацию (географическую и трансгеографическую) различных видов экономической деятельности, новую типологию мирового разделения труда в глобальном универсуме.

Дело в том, что модули («этажи») геоэкономической машины, разнесенные в пространстве, находятся в определенных производственных взаимоотношениях. К примеру, производство природного сырья и материальных изделий связано в устойчивую диаду. То же самое можно сказать о «сырье» интеллектуальном и высокотехнологичном производстве. Проанализировав палитру подобных отношений, мы можем построить целостную, сложноподчиненную (иерархичную) матрицу, объединяющую в единую композицию весь спектр хозяйственной и финансовой деятельности человека на планете.

Есть такой предмет — «китайский шар», представляющий пять уменьшающихся шаров, расположенных один внутри другого. Конструкция эта — неплохая модель геоэкономической организации мира. На внешней поверхности геокона расположено пространство Нового Севера, охватывающее прочие экономические миры. Оно генетически связано с североатлантическим регионом, но обладает собственным историческим и трансгеографическим целеполага-нием. Экономика космополитичного модуля прямо связана с владением весьма значимым символическим капиталом, с принятием и проекцией властных решений, с финансово-правовым регулированием операций, с информационной, интеллектуальной и цифровой экономикой, с областью высококвалифицированных услуг, оставляя собственно материальное производство другим геоэкономическим персонажам.

Доминанта следующего геоэкономического ареала («первого внутреннего шара») — производство высоких технологий, расположенное в североатлантическом регионе. И если первый, транснациональный «этаж» мы обозначили как «Север», тогда второй, географически локализуемый регион следует, наверное, сохраняя типологическую преемственность, именовать Западом. Североатлантическая мир-экономика выполняет функции своеобразного «высокотехнологичного Версаче», занимаясь производством лекал и образцов, причем далеко не только в области одежды и обуви, но, главное, в сфере высоких технологий, которые (с определенными ограничениями для технологий военных и некоторых других) тиражируются затем в других регионах планеты.

И, прежде всего, на просторах Большого тихоокеанского кольца. Сегодня тихоокеанский регион в геоэкономическом смысле — это не только Северная и ЮгоВосточная Азия, Австралия и Океания: ареал включает такую нетрадиционную ось, как Латинская Америка — Индостан. Это Новый Восток, связанный с массовым промышленным производством, включая наукоемкие и высокотехнологичные товары. Еще один географически мотивированный регион — Юг, расположенный преимущественно в тропической и субтропической зоне. Основа его геоэкономической ориентации — производство природного сырья.

Следующая зона, пожалуй, наиболее сложна для анализа с точки зрения ее хозяйственной ориентации. Это «сухопутный океан» Евразии, точнее Северной Евразии, в политическом отношении во многом связанный с историческими судьбами России. Если бы речь шла о построении формальной модели, то структурообразующим началом данного «большого пространства» — своеобразного геоэкономического Гипер-Се-вера — по ряду косвенных признаков могло бы стать производство интеллектуального сырья для широкого круга нововведений (как инженерных, так и социогуманитар-ных). В таком случае новая пространственная организация мира точно соответствовала бы умозрительной формуле «мировой производственной мегамашины» — единого комплекса мирового хозяйства. На практике, однако, этого не произошло.

Завершает перечень основных элементов геоэкономической конструкции транснациональный андеграунд, «размазанный» по изнанке геокона, объединяя, словно лента Мёбиуса, спекулятивный квази-Север с откровенно грабительской, «трофейной» экономикой Глубокого (Глубинного, Крайнего) Юга. Это наследник традиционной криминальной и околокриминальной деятельности, которая, в настоящее время, оперируя сотнями миллиардов, если не триллионами долларов, приобретает качественно новые характеристики и особое положение в рамках глобальной экономики.

Предметное поле данного геопространства расширяется, не ограничиваясь привычным списком видов криминальной активности, такой, как, например, наркотрафик (хотя последний и составляет наиболее заметную часть параэкономики). Трансграничный Глубокий Юг интегрирует всевозможные проявления «подпольной экономики», в свою очередь так или иначе связанные с экономикой легальной, выстраивая на основе их взаимодействия серые, полусерые и прочие нечистивые зоны практики.

В недрах глобальной экономики обнаруживаются со временем собственные непростые проблемы и сталкиваются альтернативные стратегии завоевания будущего:

• оптимизационная (за которой стоит информация как базовый ресурс общества), тесно связанная с развитием финансово-правовых технологий, «каталогизацией» мира в рамках возводимой конструкции нового геоэкономического порядка, становлением системы глобального управления;

• инновационная (опирающаяся на креативность в качестве своей основы), суть которой составляет получение нового знания и качественное, скачкообразное преобразование среды обитания человека.

Основу первой тенденции составляет идеал глобального управления, прочитанный как финансово-правовое регулирование, перераспределение ресурсов и взимание геоэкономических рентных платежей. Она тесно связана с инфраструктурой финансовых учреждений и гигантских ТНК или, как их подчас называют, глобальных корпораций. Эти экономические гиганты обладают колоссальной мощью: достаточно сказать, что в списки 100 крупнейших экономик мира (понимаемых как национальные и транснациональные экономические организмы) 51 позицию занимают ТНК.

Вторая тенденция проявляется в росте числа и качественном развитии разнообразных гибких и сверх-гибких венчурных предприятий (вплоть до феномена manterprise: «человек-предприятие»). Основой подобных предприятий становятся уже не основные фонды и даже не регламентированный управленческий ресурс, но человеческий капитал, некоторое критическое число творческих личностей, от наличия или отсутствия которых подчас зависит судьба организации11.

Оба тренда, однако, не существуют в окружающей нас реальности как автономные и открыто противостоящие. Они проявляются в единой среде и подчас в организационной структуре/иерархии приоритетов одних и тех же организаций как два стратегических вектора, нацеленные на доминирование в новом веке. Современная экономика, конъюнктурно и асимметрично объединяя достижения в обеих сферах: информационной и инновационной (хотя с заметным креном в сторону первой составляющей), предуготовляет драматичное столкновение интересов между управленческой элитой и производителями нового знания, т. е. своего рода классовый конфликт нового века.

Последующая метаморфоза глобальной экономики может оказаться тесно связанной с экспансией вызре?

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты